очень нудно 
90 
– Володя! Эй, Володя!
Ему пришлось повторить свой призыв еще трижды, прежде чем в соседней ванной раздались шаркающие шаги. Решетка на противоположной отдушине тихо скрежетнула и исчезла, а вместо нее появилось нечто, по форме напоминающее осиное гнездо, сбоку которого имелся один печальный карий глаз и испачканное едой и никотином отверстие для рта.
– А, это ты, земляк, – тоном старого знакомого сказал Глебу этот странный предмет. – Что, не спится?
– Да сколько же можно спать? – тихо возмутился Глеб. – Так ведь и помереть недолго. Просто забудешь, что надо проснуться, и все.
– Эт-точно, – охотно подтвердил марлевый кокон на той стороне отдушины. – Ну чего, покурим, что ли, от нехрен делать?
Он завозился, на мгновение исчез и появился снова.
Вернее, появился не он, а его рука с забинтованной кистью. Из марлевой культи торчали только большой и указательный пальцы, все остальные были плотно обмотаны бинтом. Эти два здоровых пальца бережно сжимали дымящуюся половинку сигареты без фильтра. Забинтованная рука с трудом протиснулась в отдушину. Глеб тоже по локоть запустил руку в глубь стены и аккуратно принял подношение. Он затянулся, бережно держа огрызок сигареты кончиками пальцев, и выпустил дым в потолок. Это было хорошо.
Некоторое время они молча курили, наслаждаясь тем, что находятся в компании. Потом Купченя, которого так и распирало от обиды и огорчения, снова принялся жаловаться Глебу на жизнь. Его историю Глеб слышал уже в четвертый раз и не надеялся узнать ничего нового.
– А крутая у тебя была тачка, Федя, – прерывая свой рассказ, сказал Купченя.
– У меня? – переспросил Глеб.
– Ага. “Форд-мустанг”, года этак девяносто второго или девяносто третьего… Не машина – зверь.
– Надо же, – сказал Слепой. Его “мустанг” сошел с конвейера в ноябре девяносто шестого года. – Недолго мучилась старушка в высоковольтных проводах, – добавил он.
– Чего? – не понял Купченя.
– Недолго мучилась старушка в высоковольтных проводах. Ее обугленная тушка внушала птицам жуткий страх. – целиком процитировал Глеб стишок, запавший в память еще в пятом или шестом классе средней школы.
Общаться с Купченей ему было трудно: иногда казалось, что они разговаривают на разных языках. Глеб изо всех сил старался наладить взаимопонимание, поскольку другого собеседника у него не было, если не считать доктора Маслова, который, судя по тому, как уклончиво поблескивали его очки, не мог дождаться, когда его избавят от странного пациента.
– Ну, Федя, ты даешь! – не то с восхищением, не то, наоборот, – с осуждением воскликнул Купченя. – Тебе вроде и не жалко. Новенькая же тачка! Да еще какая… А ее тремя смертями казнили: сначала разбили, потом сожгли, а потом еще и утопили. Не жалко?
– А чего жалеть? – философски заметил Глеб. – Последняя тачка, которую я помню, это БТР.
– Во дает, – повторил Купченя. Голос его звучал глухо и невнятно из-за закрывавшей все лицо повязки. – Вообще-то, это, наверное, интересно. Вроде как одним махом через двадцать лет перескочил. Заснул, проснулся – а ты уже в будущем! Круто, блин. Главное, дерьма этого всего, которое за двадцать лет произошло, как будто и не видел. Не было его, и все тут!
– Да уж, – неопределенно сказал Глеб.
– Нет, я понимаю, – спохватился Купченя. – Это кому как. Тебе, к примеру, такое счастье наверняка не в жилу. Бабки у тебя, ясное дело, были, раз такая тачка. Может, семья где-то есть – ждут, убиваются…
– Это точно, – сказал Глеб, ничуть не кривя душой. В последнее время он все чаще думал об Ирине.
– А как их теперь найдешь, – продолжал Купченя, – когда не помнишь ни хрена? Как в кино про Будулая.
– Про кого? – спросил Глеб.
– Ну да, ты же не в курсе… Кино такое есть. Рассказать?
– Не надо, – поспешно сказал Глеб. – Расскажи лучше вот что: твоя палата изнутри открывается?
– Размечтался, – проворчал Купченя. – Это ж одиночки для буйных.., ну, у которых ломка или просто так кулаки чешутся. Отсюда просто так не выйдешь… А тебе зачем?
– Что-то мне наш доктор не нравится, – признался Глеб.
– А! И тебе тоже? Нет, Федя, я сразу просек, что ты парень умный, хоть память тебе и отшибло. Крутит чего-то наш Айболит. Он ведь по психическим болезням, а у меня, между прочим, ожоги. Мне, может, пересадка кожи требуется, а он, козел, “скорую” не вызывает и сам не мычит и не телится. Только главный тут не он, а Упырь. Черт меня дернул к машине твоей пойти. Да еще этот пистолет… Теперь Упырь с меня живого не слезет. Думают, брат, что я засланный. И ничего я им, козлам, доказать не могу. Про тебя, кстати, они то же самое думают.
90 
