97 
– Кроме того, – продолжал Варейкис, – пятеро из этих восьми не дотягивают и до шестидесяти семи. Вот список.
Андрей взял список, просмотрел. Полузнакомые имена и фамилии, двое мужчин и шестеро женщин…
– Позвольте, – сказал он, нахмурившись. – Амалия Торн… Это же моя Амалия! Что еще за фокусы?
– Пятьдесят восемь, – сказал Варейкис.
– А в прошлый раз?
– В прошлый раз меня здесь еще не было.
– Она же секретарь! – сказал Андрей. – Мой. Мой личный секретарь!
Варейкис уныло молчал. Андрей еще раз проглядел список. Рашидов… Это, кажется, геодезист… Кто-то его хвалил. Или ругал?.. Татьяна Постник. Оператор. А, это такая с кудряшками, милая такая мордашка, что-то у нее с Кехадой было… хотя нет, это другая…
– Ладно, – сказал он. – С этим я разберусь, и мы еще поговорим. Хорошо, если бы вы по своей линии запросили разъяснений по поводу таких должностей, как секретарша, оператор… по поводу вспомогательного персонала. Не можем же мы предъявлять к ним такие же требования, как к научным сотрудникам. В конце концов, у нас и курьеры числятся…
– Слушаю, – сказал Варейкис.
– Что-нибудь еще? – спросил Андрей.
– Да. Инструкция ноль-ноль-три.
Андрей сморщился.
– Не помню.
– Пропаганда Эксперимента.
– А, – сказал Андрей. – Ну?
– Имеют место систематические сигналы по поводу следующих лиц.
Варейкис положил перед Андреем еще один листок бумаги. В списке было всего три фамилии. Все мужчины. Все трое – начальники секторов. Основных. Космографии, социальной психологии и геодезии. Салливен, Бутц и Кехада. Андрей побарабанил пальцами по списку. Экая напасть, подумал он. Опять двадцать пять за рыбу деньги. Впрочем, спокойствие. Не будем зарываться. Эту дубину все равно ничем не прошибешь, а мне с ним еще работать и работать…
– Неприятно, – произнес он. – Очень неприятно. Полагаю, информация проверена? Ошибок нет?
– Перекрестная и неоднократно подтвердившаяся информация, – бесцветным голосом сказал Варейкис. – Салливен утверждает, что Эксперимент над Городом продолжается. По его словам, Стеклянный Дом, пусть даже помимо своей воли, продолжает осуществлять линию Эксперимента. Утверждает, что Поворот есть всего лишь один из этапов Эксперимента…
Святые слова, подумал Андрей. Изя то же самое говорит, и Фрицу это очень не нравится. Только Изе разрешается, а Салливену, бедняге, нельзя.
– Кехада, – продолжал Варейкис. – При подчиненных восхищается научно-технической мощью гипотетических экспериментаторов. Принижает ценность деятельности президента и президентского совета. Дважды уподоблял эту деятельность мышиной возне в картонной коробке из-под обуви…
Андрей слушал, опустив глаза. Лицо он держал каменным.
– Наконец, Бутц. Неприязненно отзывается лично о президенте. В нетрезвом виде назвал существующее политическое руководство диктатурой посредственности над кретинами.
Андрей не удержался – крякнул. Черт их за язык тянет, с раздражением подумал он, отталкивая от себя листок. Элита называется – сами себе на голову гадят…
– И все-то вы знаете, – сказал он Варейкису. – И все-то вам известно…
Не надо было этого говорить. Глупо. Варейкис, не мигая, скорбно глядел ему в лицо.
– Прекрасно работаете, Варейкис, – сказал Андрей. – Я за вами как за каменной стеной… Полагаю, эта информация, – он постучал ногтем по листку, – уже переправлена по обычным каналам?
– Будет переправлена сегодня, – сказал Варейкис. – Я был обязан предварительно поставить в известность вас.
– Прекрасно, – бодро сказал Андрей. – Переправляйте. – Он сколол булавкой оба листочка и положил их в синий бювар с надписью «На доклад президенту». – Посмотрим, что решит по этому поводу наш Румер…
– Поскольку информация такого рода поступает не впервые, – сказал Варейкис, – я полагаю, что господин Румер будет рекомендовать снять этих людей с ведущих постов.
Андрей посмотрел на Варейкиса, стараясь сфокусировать глаза где-то подальше за его спиной.
– Вчера я был на просмотре новой картины, – сказал он. – «Голые и боссы». Мы ее одобрили, так что скоро она пойдет широким экраном. Очень, очень советую вам ее посмотреть. Там, знаете ли, так…
Он принялся неторопливо и подробно излагать Варейкису содержание этой чудовищной пошлятины, которая, впрочем, действительно очень понравилась Фрицу, да и не ему одному. Варейкис молча слушал, время от времени кивая в самых неожиданных местах – как бы спохватываясь. Лицо его по-прежнему не выражало ничего, кроме уныния и скорби. Видно было, что он уже давно потерял нить и ничегошеньки не понимает. В самый кульминационный момент, когда до Варейкиса явно дошло, что ему придется выслушать все до самого конца, Андрей прервал себя, откровенно зевнул и сказал благодушно:
97 
