30 
Так оно и случилось — Дергачеву без особых проволочек дали добро. Правда работать ему предписали под присмотром сотрудника ФСБ — те времена, когда в архивах самостоятельно рылись все подряд канули в лету.
«Фээсбэшник» переворачивал за Дергачева страницы документов, фиксировал выписки.
Журналист появился на следующий день после досадного провала на Ваганьковском.
— Вот раскопал для тебя две фамилии. Извини, но на большее я не потяну. Работа стоит, шеф икру мечет.
Пошлю им бумажку, что планы агентства изменились.
Главное, тебе есть за что зацепиться. Эти еще кого-то вспомнят и так далее…
— Спасибо, Леша. Для себя ничего не присмотрел интересного?
— Рвался я туда лет десять назад. Время было другое. Сейчас тайны КГБ всем до лампочки. Светская хроника, скандалы, уголовщина. У всего остального рейтинг близок к нулю.
— Тебе это кажется нормальным?
— Людям не надо ничего навязывать. Насильно пихать высокие материи. Пройдет время, интерес появится сам собой — это волнообразная кривая…
«Итак: Валентин Федорович Кугель. Тысяча девятьсот пятьдесят шестого года рождения. Русский. Женат, двое детей. Член партии с семьдесят восьмого, с семьдесят девятого на работе в органах. В годы работы у Аристова имел звание капитана.»
Установить адрес Кугеля для старшего следователя не составило труда. Не созваниваясь заранее, он заявился в гости.
— С кем имею честь? — спросил звучный баритон с той стороны двери.
Вельяминов раскрыл перед «глазком» служебное удостоверение.
— Заходите, — высокого роста представительный человек в сорочке и галстуке улыбнулся ему вежливо и сухо.
— Кто это? — послышался женский голос из кухни.
— По работе, Наташа.
— Ты ведь только зашел.
— Что делать — служба такая, — с легкой иронией ответил Кугель и напел негромко, но вполне поставленным голосом слова песни из старого телевизионного сериала:
— Наша служба и опасна, и трудна,
И на первый взгляд заметна не всегда…
Хотя там ведь про ваше ведомство, так что я присваиваю себе чужие лавры. Помните — «Следствие ведут знатоки»?
— Было дело. Вы неплохо поете.
— Покушаюсь и на оперные арии. Проходите в кабинет.
Вельяминов уселся в кресло. Бросились в глаза пианино с раскрытыми нотами, большой фотопортрет великого тенора Паваротти с автографом, старые книги с золотым тиснением на переплетах.
«В органах безопасности всегда хватало сибаритов, — подумал Вельяминов. — Люди могли себе это позволить. Это нисколько не влияло на их профессионализм.»
— По рюмке коньяку?
Вельяминов замялся — ему требовалось время, чтобы освоиться в гостях. Второй раз предлагать Кугель не стал.
— Давайте без предисловий. Вы пришли поговорить об Аристове и его дочери?
Старший следователь кивнул.
— С генералом нас связывали чисто служебные отношения: он был начальником, я подчиненным. Продолжалось все это не слишком долго — его командировали в Штаты. Потом, когда он вышел в отставку, я два или три раза наведался к нему, домой, потом в больницу. Настроение у него было стабильно неважное — человек решил, что дело жизни идет, так сказать, прахом.
— У нас очень мало информации о дочери. Создается впечатление, что убийца изъял из квартиры все, что могло прямо или косвенно указывать на ее контакты, работу. Любая мелочь может оказаться важной.
— На похоронах я предложил ей помощь и поддержку от имени бывших сослуживцев отца. Она поблагодарила, сказала, что обратится в случае нужды.
По тону было ясно, что такой нужды нет и вряд ли она появится.
— Кто-нибудь был с ней рядом на похоронах?
— Людей пришло много, я не приглядывался.
— Может, подскажете тех, от имени кого вы предлагали помощь. Ведь…
— Ни в коем случае. Я не имею права разглашать фамилии сотрудников. Вам-то нет нужды это объяснять.
— Извините.
— Ничего страшного. Честно говоря, меня не очень удивило случившееся. Знаете, ведь при всех глобальных достоинствах и недостатках прежний КГБ был в каком-то смысле обычной организацией — я имею в виду сплетни, интриги, подсиживание. Даже тем, кто не принимал в этом участие приходилось вариться в общем соку. Разговоры о дочери Аристова всплывали время от времени — в грязном белье начальства вдвойне приятно покопаться. Несколько раз я был свидетелем — говорили, что она балуется наркотиками, с пятнадцати лет путается с мужиками.
30 
