Особенно,... 
48 
Ее тело было таким мягким, таким женственным, что его собственное в ответ переполнилось невыразимыми ощущениями, а душа – эмоциями. Рука Филипа привычно легла на изгиб ее бедра и привлекла к себе, к свидетельству своей мужественности, своего желания.
– Пожалуйста… не надо, – задыхаясь, произнесла Джоан, но Филип едва ли услышал ее.
Он оказался во власти инстинктов, древних, как само время, и неукротимое желание приникнуть к этим чувственным губам и ощутить языком язык Джоан охватило его. Он знал, каково это на вкус, какое головокружительное чувство рождает исследование этих влажных глубин. Воспоминаниям невозможно было противиться, от них нельзя было отмахнуться.
Свободной рукой обхватив ее шею сзади, Филип обвел большим пальцем контур ее губ. Потемневшими от предвкушения глазами он видел, что Джоан полна решимости сопротивляться, но здравый смысл, казалось, покинул его, как и всякая сдержанность.
Ее волосы свободно падали на плечи, и Филип зарылся пальцами в их черный мягкий шелк.
– Ты хочешь этого, – низким голосом произнес он. – Хочешь так же, как и я. Поэтому ты и пришла сюда. Потому что знала, что это случится.
– Ты с ума сошел…
– Неужели? – Филип теснее прижал ее к себе, чувствуя, как возбуждение становится нестерпимым. – Почему ты не признаешь очевидного? Или это слишком задевает твои чувства?
– Я только принесла деньги, – упорствовала Джоан, поднимая руки, словно бы с намерением оттолкнуть его. Но, казалось, против собственной воли ее ладони легли на покрытую шелковистой порослью грудь мужа, и банкноты незамеченными упали к ее ногам.
– Забудь о деньгах, – выдохнул Филип в ответ на протестующий возглас Джоан, когда он легонько прихватил губами ее шею.
Лихорадочно дрожащими пальцами она нашла его твердые соски, и это прикосновение заставило его содрогнуться. Ее запах кружил ему голову, и Филип, просунув одну ногу между ногами Джоан, нашел ее рот, и мягкие губы приоткрылись ему навстречу. Филип издал мучительный вздох. Он хотел ее. Нет, какое там хотел! Она была необходима ему, как воздух, как солнечный свет. И – помоги ему Бог – он намерен был получить ее.
Под тонким Голубым свитером ее сердце, билось часто и сильно, и, приподняв его край, Филип ощутил, что ее кожа так же влажна, как и его. Из-за влаги и шершавости свитера соски ее грудей затвердели, и Филип понял, что в спешке она забыла надеть лифчик.
У Джоан раньше были маленькие груди, но материнство, очевидно, увеличило их. Приняв на ладони их вес, Филип вздрогнул. Воспоминание о материнстве обожгло его, но непередаваемое удовольствие снова прикасаться к ней, ласкать ее, заставило тут же забыть об этом.
Все равно это только секс, с жаром убеждал он себя, жадно скользя губами вниз по ее шее. Джоан, с ее-то опытом, несомненно, должна это понимать…
И все же, после того как он, преодолев ее сопротивление, стянул через голову свитер, его руки стали действовать мягче, нежнее. Филип ласкал ее груди, живот, изящный изгиб талии с все большей осторожной настойчивостью. Он сжимал ее соски большим и указательным пальцами, наслаждаясь тем, как она вздрагивает от этих прикосновений. И когда Филип снова вернулся к ее губам, ответ Джоан был именно таким горячим и неистовым, на какой он и рассчитывал.
Ее язык встретился теперь с его языком, сплелся с ним, и наконец, обхватив губами, она втянула его к себе в рот. Обычная сдержанность покинула Джоан, она безрассудно предалась страсти.
Филип понял, что не может больше сдерживаться. Он хотел оказаться внутри нее. Хотел зарыться в ее тепло, мягкость, хотел почувствовать, как она принимает его, хотел довести ее до высшей точки и вместе с ней испытать оргазм…
Не отрывая от нее своих губ, он подвел ее к кровати и ощутил радость, когда Джоан вместе с ним опустилась на нее. Но она продолжала сидеть, и Филип, оставив ее губы, склонил голову и легонько сжал зубами розовый сосок.
Стон, который издала при этом Джоан, поощрил его к дальнейшему, и, уложив ее на смятые простыни, он накрыл ее своим телом. Теперь ее действиями управлял не разум, а чувства, и в затуманившихся синих глазах Филип видел ту же сексуальную одержимость, которая владела и им. Ему доставляло огромное удовольствие расстегивать ее брюки, а затем его рука скользнула под кружевные трусики.
Они были влажными. И когда Филип коснулся мягких складок плоти, он понял, что ее потребность в нем так же сильна, как и его в ней. Она изогнулась под ним и развела ноги, чтобы предоставить ему большую свободу действий, когда же он убрал руку, издала протестующий возглас.
48 
