Особенно,... 
56 
— Дэн, где твои родители?
— Там, где надо, — в маленьком провинциальном городке.
— Где это?
— Ты не знаешь, — уклончиво ответил он.
— У меня в школе не было проблем с географией.
— Его нет на карте, он слишком маленький.
— Я куплю крупномасштабную карту области, в которой он находится, и обязательно найду, — пообещала Анна.
— Не надо. Я туда все равно не вернусь.
— А чем занимаются твои родители?
— Работают.
— Где?
— Где сейчас все работают? На работе. — Ему явно не хотелось об этом говорить.
— Они очень бедные?
— Как все.
— Я же не бедная.
— Тебе повезло.
— Что ты об этом знаешь? — Анна вздохнула, погладила его густые светлые волосы: «А все-таки жаль, что он не брюнет!»
— Анна, твои глаза похожи на звезды.
— Да? Боюсь, что ты не первый это заметил.
— Я сразу вспомнил тебя: у нас был выпускной бал, и мы с одной девочкой танцевали медленный танец под твою песню. Такая красивая песня. Мне нравилась.
— И мне. Раз я ее написала.
— Почему ты больше не поешь? — с недоумением спросил он.
— Не о чем, наверное.
— Я тоже хочу написать песню.
— Не надо, — насторожилась Анна.
— Почему?
— Не дай бог, об этом узнает Стас, он тогда тебе спуску не даст.
— Он все это делает из-за тебя.
— Ерунда. Ты знаешь, какие у Стаса наклонности.
— Необязательно любить тебя, как женщину.
— Интересно, а как еще можно меня любить?
— Так, как он.
— Ты глупости говоришь. Иди спать. — Анне хотелось прекратить этот разговор.
— И еще так, как я.
— Что?
— Я тоже тебя люблю.
— Ну спасибо.
— Пожалуйста. Можно, я напишу тебе стихи? — спросил Денис.
— А если они будут плохими?
— Я напишу хорошие.
— Иди спать, — Анна хотела поцеловать его на ночь по-матерински, в лоб, но Денис вдруг перехватил ее губы и стал целовать настойчиво, жадно. Теперь это был отнюдь не ребенок, а взрослый мужчина, где-то даже злой и нетерпеливый.
— Дэн, — простонала она, — уже поздно.
— Ну и что? Если я хочу? — он уверенно потянул с нее ночную рубашку…
…Их жизнь теперь окончательно наладилась и протекала вполне спокойно, не считая конфликтов Дениса со Стасом. Шацкий все-таки добрался до шедевров молодого поэта. Однажды вечером, когда Анна расположилась вместе с Денисом по-домашнему, на кухне, мечтая поужинать в тишине и покое, Шацкий без приглашения заявился туда, уселся на табуретке подальше от Анны и достал из кармана какой-то листок.
— Так. В нашем доме, господа, оказывается, живет поэт! Десятая часть А. Блока и сотая — А.С. Пушкина. Уж простите, что Пушкина я ставлю гораздо выше Блока. Вот послушайте, что он тут пишет.
— Стас, замолчи! — одернула его Анна.
— А я только начал. И что тут плохого? Надо делать высокое искусство доступным для широких масс. Это достойно того, чтобы где-нибудь издать, например в журнале «Светоч плохой поэзии». А что? Нет, вполне достойно: «Когда вчера взошла заря, с тобой мы встретились не зря», и что-то там тра-ля-ля-ля, ну и под конец, сами понимаете, тополя. Наверное, для рифмы? Где-то тут еще розы с мимозами обязательно должны присутствовать, как же без них, родимых? — Он помахал в воздухе листком.
— А на твоих картинах все какое-то кривое, — не удержался Денис.
— Ого! Мальчик разбирается в живописи!
— Представь себе. И не лазай в моем столе. Анна, почему ты ему разрешаешь?
— И правда, Стас, нехорошо.
— Я это в гостиной нашел А что, и в его комнате есть такие же шедевры? — заинтересовался Шацкий.
— Посмей только туда зайти! — начал подниматься из-за стола Денис.
— Парниша, не учите меня жить, — ощерился Стас.
— Зараза! — И Денис прыгнул на него разъяренным леопардом. Шацкий бросился бежать, но молодой поэт был в прекрасной физической форме, к тому же в юности всерьез занимался боксом. Настоящей поэзии хорошие кулаки иногда просто необходимы. Зато Стас был тощ, подвижен и быстро бегал, ведь если поэтам нужны крепкие кулаки, то критикам — быстрые ноги. Шацкий успел запереться в своей мастерской, было слышно, как он поспешно придвигает мебель к хлипкой двери. Денис налег на нее широким плечом, подбежавшая Анна попыталась оттащить его от двери.
— Ну что вы как дети! Нашел, на кого обижаться! Это же Стас!
— Пусть он не лезет!
— А ты перестань портить бумагу! — раздался из-за двери голос Шацкого. Он обожал подслушивать.
56 
