Последние отзывы

  56  

— И что думает наш полковник по поводу этого дела? — поинтересовался Илларион, тоже попивая коньяк, оказавшийся, кстати, весьма неплохим.

— Полковнику это дело не шибко нравится, — проинформировал Мещеряков. По-моему, он в легком обалдении. Тебя он знает и не может понять, как похищение четырех имеющих практически нулевую стоимость книг и дневной выручки старика букиниста — не говоря уже об убийстве — соотносится с тем, что ты из себя представляешь. Он, конечно, далек от того, чтобы с места в карьер брать в оборот своих ментов, но никак не может понять, почему вместо группы захвата к тебе на дом поехал какой-то начальник отделения с четырьмя сержантами. Теперь на бытовые драки омоновцы выезжают, а эти приперлись, как к теще на блины. Я ему в общих чертах обрисовал ситуацию. Поверил он мне или нет, не знаю, но к этому капитану…

— Рябцеву, — подсказал Илларион.

— Да, кажется, так. Так вот, полковник к нему обещал повнимательнее присмотреться. Но, сам понимаешь, не пойман — не вор. Сколько ты ни тверди, что Рябцев этот — шкура, все равно будет твое слово против его. Одна надежда, что найдут настоящего убийцу.

— Слабая надежда.

— Отчего же. Утром после убийства свидетели видели около лавки Гершковича припаркованную машину. Да что свидетели! Как я понял, даже эти обалдуи из районной прокуратуры, которые осматривали место происшествия, ее видели. Внимания, естественно, на нее не обратили: мало ли машин на улицах ночует. Но вот интересная штука: вдруг выяснилось, что вечером ее там никто не видел. Вечером не было, в пять утра была, а в восемь уже исчезла, и никто не заметил, куда. Это, конечно, ерунда, но ты же Сорокина знаешь, он в тылу ничего не оставляет. Вот его ребята и выяснили, что никому из жильцов близлежащих домов эта машина не принадлежит и в гости ни к кому на таком «броневике» не приезжали… Опросили, конечно, не всех, но это не так важно. Сам знаешь, соседи всегда в курсе, у кого что в холодильнике и тем более, кто на чем ездит.

— Оперативно работают, — похвалил милицию Илларион. — Постой, ты сказал «броневик»?

— Ну, знаешь, так в народе первую модель «москвича» называют — такой носатый, с фарами по бокам.

— Зеленый, — сказал Илларион упавшим голосом.

— Зеленый, — подтвердил Мещеряков. — Ты что-то знаешь?

— Может, да, а может, нет. Проверить надо. Так ты мне дашь машину?

— Я-то надеялся, что ты про это забудешь…

— Жалко, полковник?

— Конечно, жалко. Знаю я тебя.

— Ну, езжу я, пожалуй, все-таки получше, чем ты.

— Не спорю. Но где? Для тебя же что дорога, что поле, что стена — все едино.

— Не хнычь. В следующий раз замочу ювелира и куплю тебе «кадиллак».

— Идиот.

— Бронированный. Я имею в виду «кадиллак». Дашь машину?

— Свою не дам, тем более, что за мной благодаря тебе теперь тоже следят. Бери машину жены, она все равно на курорт укатила молодым бездельникам мозги крутить. Из гаража я ее уже выгнал, подойдешь и возьмешь. Вот ключи. И учти: помнешь машину, ремонт за твой счет.

— Это если я жив буду.

— Ты-то? Думаю, будешь. А нет, так жена тебя из-под земли достанет, а я ей помогу. Выкопаем мы тебя и спросим…

— Тихо, полковник, — сказал вдруг Илларион. — Спасибо тебе за машину, а теперь вставай и иди.

— Ты чего? Обиделся, что ли?

— Я на тебя, друг Андрюша, сроду не обижался. Просто «хвост» твой тебя наконец нашел. Не надо, чтоб они нас вместе видели.

Мещеряков выглянул в окно и увидел красный «ситроен», возле которого стоял все тот же спортивного вида здоровяк и вовсю вертел головой, ища кого-то.

— Видишь, люди волнуются, — сказал Илларион. — Давай, иди. Удачи тебе.

— Мне-то что. Тебе она нужнее.

— Ну, мы с ней друзья до гроба, — сказал Илларион.

Глава 6

В то самое время, когда посланные полковником Сорокиным оперативники заканчивали опрос жильцов прилегающих к букинистической лавке Гершковича домов, а Илларион Забродов внимательно изучал просунутое в щель служебное удостоверение капитана Рябцева, Василий Дубовец, печально известный населению пяти окрестных деревень под кличкой Васька Дуб, со стоном открыл глаза.

Это был мучительный процесс, и Ваське так и не удалось довести его до конца — левый глаз почему-то ни в какую не желал открываться. С трудом поднеся к нему дрожащую руку, Дубовец нащупал большую опухоль, отозвавшуюся на прикосновение тупой ноющей болью. «Это мне кто-то с правой засветил, — со знанием дела решил он. — Вот суки».

  56