Почта лежала на столе по правую руку от бронзового письменного прибора, который, казалось, был ровесником здания. Прибор подарил Вадиму лично Владислав Андреевич, так что эту неудобную и тяжеленную хреновину приходилось терпеть, хотя иногда Вадиму хотелось схватить ее и запустить в окошко, а еще лучше – огреть ею кого-нибудь прямо по кумполу, да так, чтобы уши отклеились. В этом смысле письменный прибор был, конечно, незаменим: при желании им можно было укокошить бешеного слона.
Севрук развалился в глубоком вращающемся кресле, покосился на темный экран компьютерного монитора и небрежным жестом придвинул к себе почту. Ворох служебной переписки и газет, которые он имел обыкновение бегло просматривать перед началом рабочего дня, на сей раз поехал по гладкой поверхности стола как-то не так – криво, тяжело, разваливаясь на ходу. Бумаги рассыпались по столу перед Севруком, обнажив прятавшуюся под ними увесистую бандероль размером с туго набитую редакторскую папку, по старинке обернутую коричневой вощеной бумагой, перехваченную бечевкой и украшенную темными лепешками сургучных печатей.
Севрук подозрительно уставился на бандероль. Это еще что за фокусы? Кто мог прислать ему эту штуковину, зачем и, главное, что там, внутри? А вдруг бомба? Дерни, деточка, за веревочку, дверь и откроется… Еще бы ей не открыться! В таком вот пакетике может лежать до черта пластита – килограммов пять.., ну, минимум, три. Да пусть даже два, все равно взрывная волна получится такая, что дверь кабинета не откроется, а просто вылетит вон сквозь противоположную стену приемной… Да что дверь! Такой хреновиной половину здания можно снести!
Потом он взял себя в руки, тряхнул головой, облизал губы и нервно засмеялся. Что это со мной, подумал он с легким смущением. Какие еще, к дьяволу, бомбы? С какой стати? Не было ни угроз, ни наездов, ни подозрительных телефонных звонков… Да будь там, внутри, взрывчатка, на ней ведь мог подорваться кто угодно! Та же секретарша, к примеру. Стала бы вскрывать бандероль и – тю-тю! – вознеслась… А кстати, почему не вскрыла? Что за свинство, в самом деле – заставлять своего шефа возиться в рабочее время с сургучными печатями и оберточной бумагой, как будто у меня других дел нету?! А может, ее того.., купили? Я тут сижу, пялюсь на готовую шандарахнуть бомбу и жду своего кофе, а эта сучка уже спустилась на лифте в вестибюль и сейчас семенит себе на каблучках от греха подальше…
Дверь кабинета тихо отворилась, впуская секретаршу с подносом, на котором стоял прозрачный кофейник, тонкостенная фарфоровая чашечка и сахарница. Севрук незаметно перевел дыхание. Что ж, если в бандероли и была бомба, то секретарша ничего про это не знала.
Он подался вперед и, не касаясь бандероли руками, прочел адрес. Бандероль была на его имя, и кто-то для надежности написал на оберточной бумаге кривыми печатными буквами: “ЛИЧНО!”. Обратного адреса не было, но выглядела бандероль именно так, как должно выглядеть упакованное почтовыми служащими отправление: хрустящая бумага, аккуратно подогнутые со всех сторон уголки, бечевка, сургучные блямбы с печатями, черные штемпели…
Погруженный в собственные мысли, он совсем забыл о том, что секретаршу нужно дрессировать, и безотчетным жестом подвинул разбросанные по столу бумаги, расчищая место для подноса. Секретарша, не двинув ни единым мускулом лица, поставила поднос на край стола, разгрузила его, налила в чашку кофе, выпрямилась и лишь после этого улыбнулась заученной улыбкой белозубого манекена. Севрук кивнул ей в ответ и спросил, указав подбородком на бандероль:
– Это что?
Трогать бандероль он не спешил, так же как и брать со стола чашку с кофе: он подозревал, что у него заметно дрожат руки.
– Бандероль, – чистым голоском прозвенела секретарша. – Пришла с сегодняшней почтой. Здесь написано: “Лично”, но вас не было, и я расписалась…
– А принес ее точно почтальон?
– Точно, я сама расписывалась. Вскрывать вашу личную корреспонденцию вы запретили, поэтому я…
– Да-да, спасибо, я помню. Давай-ка, распатронь эту штуковину, пока я тут кофейку выпью… Да нет, у себя, в приемной. Не хватало мне этого мусора в кабинете. Распечатай, и сразу неси сюда. Действуй!
Секретарша с профессиональной невозмутимостью подхватила со стола бандероль (Севрук внутренне сжался в комок и с трудом удержался от жгучего желания зажмурить глаза) и вышла, бесшумно притворив за собой дверь. По тому, как она несла пакет, Севрук понял, что тот действительно весит порядочно – пять не пять, но три килограмма наверняка.