87 
Ты разбил мне сердце, солгав невзначай, Ты ушел, меня бросил, не сказав прощай; О твои холодные глаза…
Мы останавливаемся рядом с Энди, который пытается завести электропилу. Пила кашляет, лает и снова затихает, потом вновь огрызается визгливым голосом. Энди ухмыляется нам и вопит: «Пошла!» – примериваясь к боку огромной ели. Фонтан белых опилок взрывается в солнечных лучах. Мы стоим и смотрим, как он делает подрубку. Энди скашивает под слишком большим углом, потом обходит дерево с другой стороны и снова вгрызается в него пилой. Когда дерево начинает трещать, качаться и наконец обрушивается вниз, я бросаю взгляд на парня и вижу, что это зрелище произвело на него впечатление. Настроение у меня от этого несколько улучшается. А то я уже начал думать, что мне вообще не удастся найти с ним общий язык; что двенадцать лет учебы сделали его настоящим иностранцем, который хоть и пользуется некоторыми словами из нашего языка, но их явно недостаточно для того, чтобы сблизиться, чтобы суметь разговаривать друг с другом. Но когда я вижу, как он смотрит на низвергающееся дерево, я говорю себе: «Ага, вот оно; ему тоже нравится смотреть, как падает дерево. Клянусь Господом, так оно и есть».
– Ну мы здесь только солнце заслоняем, – говорю я. – Пошли. – И мы трогаемся дальше.
Джоби уходит заводить лебедку. Ли идет за мной через вырубку туда, где начинается стена леса. Там, где громоздятся кучи обрубленных веток и дремлет колючий ягодник, просека заканчивается, и до самого неба тянутся макушки деревьев. Это место я люблю больше всего – граница, за которой начинается лес. Оно мне всегда напоминает границу поля, где остановился жнец.
Я слышу, как у нас за спиной начинает хрипеть и захлебываться лебедка. Джо сидит между рычагами, тросами и проводами, как пойманная в силки птица, и дергает за дроссель. Транзистор болтается у него на груди, и его выкрики то доносятся до нас, то заглушаются шумом. Из выхлопной трубы вылетает клуб синего дыма, и в какое-то мгновение мне кажется, что вся машина вот-вот разорвется от напряжения. «Эту чертову хреновину надо было заменить вместе со стариком», – говорю я. Малыш ничего не отвечает. Мы трогаемся дальше. Издали слышны удары топора – это Джон обрубает ветви и сучья. Гулкий, как у деревянного колокола, звук заглушается только транзисторными трелями, которые то приносит, то уносит ветерок. Все это – начало дня, эти звуки и то, как Ли уставился на падающее дерево, – все это заметно улучшает мое настроение. И я даже начинаю думать, что, может, все не так уж скверно, как я решил сначала.
Я указываю Ли на ряд деревьев:
– Вот твое место сражения, Малыш. Надо посмотреть, на сколько тебя хватит. – Я специально хочу поддеть его. – Само собой, я не надеюсь, что ты долго продержишься, но не волнуйся – если отбросишь копыта, у нас тут есть носилки. – Я подмигиваю ему. – Парень Орланда идет по другой стороне… он поможет, когда ты отстанешь.
Вид у Ли такой, словно он только что получил приказ отправиться на передовую, – весь внимание, челюсти сжаты. Я собирался всего лишь пошутить, но чувствую, что вышло это, прямо как у старого Генри, когда он несет какую-нибудь отменную околесицу. Я прекрасно понимаю, что худшего способа общаться с Ли и выдумать трудно, но, черт бы меня побрал, меня несет и несет.
– Сначала тебе, конечно, придется несладко. Может даже показаться, что я пихнул тебя в самое грязное дело. (И это будет недалеко от истины.) Но делать нечего. Самая простая работа – с механизмами, но учить тебя слишком долго, к тому же это дело опасное даже для знающего человека. А кроме того, у нас времени в обрез…
(А может, потому что я знал, как тяжело будет ставить дроссельную заслонку новичку, мне и не удавалось говорить с ним нормально. Честно говоря, я сердился на себя за то, что поручаю ему такое дело. Со мной такое бывает…)
– Но уж тут ты точно станешь мужчиной. (Не знаю. Сначала я как-то успокоился на его
счет, а потом снова начал дергаться, как накануне с Вив, когда объяснял ей нашу сделку с «Ваконда Пасифик». У меня это происходит со всеми, кроме Джо Бена, нам с ним вообще нет нужды разговаривать…)
– Если тебе удастся продержаться пару первых дней, считай, ты победил; если нет – ну что ж, на нет и суда нет. Куча черномазых не может заниматься этим делом, и ничего.
(Мне всегда тяжело разговаривать с людьми, если надо держать себя в руках. Ну, скажем, с Вив я каждый раз начинаю, прямо как Чарльз Бойер или еще кто-нибудь такой, а заканчиваю в духе старика, когда он объясняет шерифу Лейтону, как в этой стране нужно обращаться с красной заразой и управляться с коммуняками! А уж, можете мне поверить, свирепее этого я не слышал ничего. Когда старина Генри обрушивается на красных, страшнее этого ничего не придумаешь…)
87 
