— Знаешь, Сьюзен, — задумчиво заговорил он, — я понял, что гордость может быть плохим советчиком и здорово помешать в жизни.
— Но я совсем не горжусь тем, что… — принялась она защищаться, решив, что разговор пойдет об Эдварде Каллигане и причине его отъезда.
— Что ты, — мягко прервал ее Норман, — я имел в виду Дэвида и Мел.
— Прости, — смутилась она, проклиная в душе Каллигана и все с ним связанное. — Ты так говоришь об этом, словно испытал нечто подобное на своем опыте, — предположила Сьюзен.
— Так и есть. Несколько лет назад я вдруг почувствовал себя властелином мира: удачная карьера, женитьба по любви, маленькая дочка. Думал, что многого достиг, счастлив и что так будет всегда. Как же я ошибался!
Сьюзен была потрясена. Ей почему-то и в голову не приходило, что Норман мог быть когда-то женат, хотя для мужчины его возраста в этом не было ничего необычного. Тотчас она вспомнила о скорой женитьбе Эдварда Каллигана и снова рассердилась на себя, что никак не может забыть его.
— Теперь, как я понимаю, ты один. Почему так случилось? — мягко спросила она.
— Ты, наверное, заметила, что, перечисляя свои завоевания, на первое место я поместил карьеру. Я считал, что и моя жена должна думать, будто это самое важное в нашей жизни. Что все должны боготворить мое дело. Когда Шерри надоело занимать второе место, чувствовать себя заброшенной, она собралась и ушла от меня. Но я не виню ее. Такие отношения немыслимы в браке, который предполагает равноправный союз двух тел и душ. А когда в семье появляется ребенок — тем более. Целые дни они проводили вдвоем с малышкой, а я до поздней ночи был занят собой. Пусть я не гулял, не развлекался, а делал карьеру и зарабатывал деньги, все равно это не извиняет меня. Потому что в это время она страдала от одиночества.
— Но ты же работал для вас обоих.
— Да, но это не способствовало нашей любви. Что могли дать ей наши отношения, кроме сознания, что она замужем, и обеспеченной жизни? Меня она почти не видела, а наслаждаться плодами цивилизации одна не хотела. Я сначала не мог понять Шерри, называя ее капризной, думал, чего ей еще не хватает. А теперь понимаю. Самое главное, чтобы рядом с тобой был любимый, преданный человек, а остальное неважно.
Норман говорил очень эмоционально, и Сьюзен искренне сопереживала ему. Теперь ей стало понятно, почему он наотрез отказался от заманчивого предложения Каллигана. Оказывается, у него уже все это было и он заплатил за это дорогой ценой.
— А ты видишься с ними? — осторожно спросила Сьюзен.
Норман улыбнулся.
— А почему, ты думаешь, я угнездился в этом месте? Шерри повторно вышла замуж, так что надежды у меня теперь нет, но зато по выходным я вижусь с дочуркой Лорой. Мы с ней неплохо ладим, надеюсь, так будет и впредь.
Вот так неожиданно Норман открылся ей с той своей стороны, где были боль и разочарование. Все ее недоумения разрешились. Но это откровение подтолкнуло ее подумать и о своей семье. Надо смотреть правде в глаза — та опасная гордость, о которой говорил ее собеседник, угрожала разрушить и судьбы ее близких. Во многом именно из-за болезненной гордости страдала Мел, да и самой Сьюзен именно гордость и амбиции помешали до конца расспросить Эдварда Каллигана о Дэвиде. Если бы она повела себя по-другому, то он, возможно, помог бы ей. Выходит, ее гордость могла стоить Мелани примирения с любимым человеком, а ее будущему ребенку — отца.
— Похоже, я дал тебе повод к размышлению? — удивился Норман.
— Обо всем этом стоит подумать. Мне очень жаль, что у тебя все так получилось. Как грустно.
— Не жалей меня, — возразил он мягко. — С Шерри мы теперь друзья, и я очень люблю свою дочь.
Сьюзен снова подумала о своих. У ее сестры и Дэвида, безусловно, был шанс, необходимо только протянуть им руку помощи. А для этого она должна еще раз встретиться с Каллиганом, как бы трудно ей при этом ни было.
8
— Так-так… Не думал, что ваш отель настолько нуждается в деньгах, что вы решитесь пуститься в столь дальний путь, чтобы лично предъявить мне неоплаченные счета!
Слова прозвучали как пощечина, и первым инстинктивным желанием Сьюзен было развернуться и, не говоря ни слова, уйти, чтобы больше уже никогда не видеть и не слышать этого неисправимого циника. Но она переборола нахлынувший порыв и, собрав волю в кулак, приказала своему оскорбленному самолюбию молчать. Раз уж приехала, а это стоило ей немалых усилий, нужно было забыть на время о своих амбициях и игнорировать любые проявления его мерзкого характера.