Особенно,... 
130 
– Тогда… ломай его! – распорядился Чернышев.
Арсенал подожгли, машины сковырнули в реку, оружие из складов побросали вслед за машинами. Разворотили монетный двор, перепутали ременные сбруи колес. Запасы соли для армии Фридриха лопатами сгребли с набережной прямо в Шпрее.
Австрийцы разместились не в окрестных казармах, как русские, а там, где жратвы да вина побольше, – в центре столицы. Ласси высмеял русские порядки, и над Берлином раздалась другая команда – уже по-немецки:
– Парни, начинай мстить пруссакам за нашу Силезию!
Госпитали и богадельни первыми изведали карающую руку господню. Шарлоттенбург еще не ведал, что немец может быть врагом немецкой же культуры. Австрийцы сложили костры из мебели, разбили фарфор, штыками взломали драгоценные инкрустации, резные панели стен и дверей изрубили в щепки, а картины великих мастеров прошлого изрезали ножами в лохмотья. Старинные органы, голоса которых слышны были на всю Европу, они просто уничтожили. В церкви же Треббинской австрийцы вскрыли усыпальницы, тела выбросили из гробов, отсекали покойникам пальцы с обручальными кольцами.
Кроаты и гусары Марии Терезии теперь набрались храбрости.
– Открывай! – ломятся они ночью в двери. Хозяин и жена падают под ударами сабель. Кричат дети…
Дальше терпеть было нельзя. Первое столкновение с имперцами произошло возле потсдамских конюшен короля, которые охранялись русскими часовыми. Сбив караулы, австрийцы вспарывали животы лошадям, рубили в куски королевские кареты. «Зачем?» Вчерашние мужики, солдаты России, не видели смысла в этом безмозглом уничтожении всего и вся…
– Будем стрелять! – вскинулись ружья.
– Попробуй только, – хохотали австрийцы.
Залп – и он покрыл этот хохот. На третий день капитуляции Берлина австрийцы раздевали горожан прямо на улицах. Женщины таились от них по подвалам. Четко печатая шаг, сикурсировали русские патрули. Вот опять: звон стекол, плач, истошные вопли…
– Скуси патрон! Вздуй! Полку прикрой… пали!
И на мостовых Берлина пролилась кровь: Петербург не испугался Вены – русские стали расстреливать своих союзников, как худых собак. Ласси понял, что шутки с грабежом плохи, но его спасло приближение армии Фридриха.
* * *
Весть о занятии Берлина русскими поразила Фридриха в самое сердце – глубоко, язвяще, почти смертельно… Он признался:
– Отныне я похож на тело, у которого ежедневно ампутируют по больному члену. Еще один взмах ножа – и все кончено. Однако никакое красноречие политиков не убедит меня принять позор капитуляции. Лучше я погибну под развалинами Пруссии!
Он был вынужден бросить войну с Дауном, чтобы поспешить на выручку столицы. Армия короля двигалась на Бранденбург стремительно – как раскаленный метеор, и ничто его не удерживало.
– Я клянусь, – говорил король, качаясь в коляске, – я клянусь всеми силами ада, что Чернышев жестоко будет наказан мною за свою дерзость (о Тотлебене король, конечно же, не упоминал).
Всю силу мести своей, весь опыт полководца, жестокость монарха, который вот-вот лишится короны, – все эти «силы ада» Фридрих размашисто швырнул вперед, чтобы размозжить маленький корпус Чернышева, осмелившийся вступить в его столицу. Но… Чернышев, вовремя оставив Берлин, за три дня форсированного марша уже дошагал до Франкфурта.
Прослышав об этом, король пощелкал пальцами:
– Все ясно! Могу предсказать заранее: Даун, пока я летел на Берлин, уже занял Саксонию… Просто удивительно, как этот человек смело хозяйничает, когда хозяин в доме отсутствует!
Поворотив от Берлина обратно на Саксонию, Фридрих велел прислать ему подробный перечень разрушений и потерь столицы. Особенно он переживал уничтожение австрийцами драгоценной коллекции антиков; она досталась ему от кардинала Полиньяка, король годами лелеял и улучшал ее. Теперь красота древнего мира валялась в осколках, разбитая прикладами кроатов.
И последовало вдруг неожиданное признание короля.
– Спасибо русским, – сказал Фридрих. – Именно они спасли Берлин от ужасов, которыми австрийцы угрожали моей столице…
Король выразился именно так, что и зафиксировано свидетелями. И это признание очень важно для нас, русских. Но, сказав «спасибо русским», Фридрих тут же позвал к себе друга детства Финка фон Финкенштейна.
– Сочини-ка, дружище, – велел ему король, – хороший обстоятельный мемуар о злодействах русских в моей столице!
130 
