Особенно,... 
128 
Тотлебен же, по прибытии Чернышева и Панина, сделал вид, будто и знать их не знает. Он продолжал действовать в одиночку, но сумел выклянчить у Чернышева девять тысяч человек. Себя усилил, а соперника ослабил! Затем Тотлебен стал выискивать в обстановке момент, а в Берлине – лазейку. Честного боя с открытым забралом он не признавал.
Чернышев же верхом вымахал под самые стены Берлина:
– Эй, немцы! По чести говорю вам: открывай ворота!
На что ему ответили с пушечных верков:
– Мы откроем Берлин, только увидев своего короля.
– Взгляните на мою кобылу, – хохотал Чернышев. – Разве не узнаете кобылы своего короля?
Лошадь под генералом была действительно из королевских конюшен Фридриха. Где он достал ее – об этом Чернышев болтать не любил. Вызывающее поведение его озлобило немцев, и пушечное ядро, дымно воняя, рухнуло неподалеку. Острой щебенкой и песком сыпануло в лицо… Он отъехал к лагерю – это была его рекогносцировка, – Чернышев как следует рассмотрел ворота.
Берлин, главная кузница всей боевой мощи Фридриха, лежал перед русскими весь в зелени садов, розовея по утрам черепицей и дымя трубами арсеналов, литейных цехов и сукновален. В очень узком кругу друзей, с Петром Паниным во главе, Захар Григорьевич Чернышев решил:
– Завтра в семь, едва рассветет, быть штурму Берлина! Сигнал для армии – три выстрела горящими брандскугелями…
Чернышев по старшинству своему приказал Тотлебену подойти с корпусом на подмогу для штурма. На что Тотлебен ответил, что этим предложением его так обидели, что теперь он горько рыдает, – и приказа не исполнил. На второй приказ Чернышева – передвинуть легкую конницу за реку – Тотлебен даже не ответил.
Вскоре к Берлину спешно подошел австрийский корпус Ласси. Сразу усложнилась задача Тотлебена: у него появился лишний соперник! Тотлебен обдумывал вопрос: как принизить значение Чернышева и Ласси, а самому стать главным?
И вот ночью, втихомолку, Тотлебен прокрался между корпусами Чернышева и Ласси. Этим маневром он прервал между ними связь, сам занял центральное положение, и теперь без его содействия не могли действовать остальные войска. Из этого видно, что даже в полевой тактике можно быть интриганом и карьеристом!
Далее Тотлебен – по секрету ото всех – послал в Берлин трубача с письмом в прусский военный совет. Тотлебен передал совету план штурма Берлина, разработанный Чернышевым, и предложил немцам задуматься над своей судьбой… Трубач объявил:
– Благородный генерал Тотлебен скорбит душою за вас. Если будет штурм – Берлин подвержен станет ужасам от Чернышева и австрийцев. Но если вы сдадите Берлин лично Тотлебену, тогда он берет ваш город под свое покровительство.
Наступал рассвет перед штурмом («невозможно довольно описать, с какою нетерпеливостью и жадностью ожидали войска этой атаки: надежда у каждого на лице живо обозначалась»). Музыканты уже были наготове, чтобы играть; барабаны и литавры вышли вперед, дабы суровой музыкой войны воодушевить атакующих. Врачи разложили на траве свои страшные корнцанги для вынимания пуль из тела, роса покрыла ужасные их ножовки для ампутаций… Все замерло в напряжении: вот-вот вырвутся из пушечных пастей три горящих брандскугеля – и тогда… тогда все решится!
Чернышев глянул на свои часы, что болтались в кожаном кисете у золотого пояса.
– Примкни багинеты к ружьям! – скомандовал он.
Но из утренней прохлады, от Галльских ворот, вдруг затрубили рожки парламентеров. Тотлебен уже принял от берлинцев условия капитуляции. Еще в три часа ночи он вошел в Берлин, сменил гусарами караулы на гауптвахтах и при воротах, а сам двинулся к дворцу короля… Темны закоулки людской подлости!
Бой, правда, вспыхнул. Но этот бой начался между русскими и австрийцами – за обладание воротами Галльскими и Бранденбургскими. Чернышев велел уступить ворота корпусу Ласси, а сам поскакал на форштадт, где его ждал бригадир Бахман.
– Ты кто таков?
– Я комендант Берлина, – отвечал Бахман.
– Какой дурак тебя назначил в коменданты?
– Мой начальник, генерал Тотлебен.
Повидав Тотлебена, Чернышев чуть не избил его:
– Вам бы кур воровать, а не города брать! Капитуляция прилична, когда ее диктует сила оружия, а не воровство тихонькое. Где гарнизон немецкий? Куда наши пленные подевались?
Тут стало ясно, что весь гарнизон Берлина Тотлебен выпустил; прусские войска, при знаменах и при оружии, быстро уходили на Шпандау, гоня перед собой и русских пленных офицеров. Чернышев, сам хлебнувший горя в плену прусском, этого не стерпел.
128 
