37 
– Прости, что я не сказал тебе о Шерон, – сказал он без всякого вступления. – Учитывая, какой смертью она умерла, думаю, ты согласишься, что это был не самый приятный предмет для разговора с женщиной, за которой ухаживаешь.
Это был довольно неубедительный довод, и Ли чувствовала, что за недомолвками Чада кроется нечто большее. Она была полна решимости вытянуть из него всю правду.
– У тебя была масса возможностей рассказать мне о ней. Чад. Во время родов я задала тебе вопрос, женат ли ты. Ты мог просто сказать, что ты вдовец. Когда я говорила тебе о Греге, это был идеальный момент, чтобы рассказать мне о Шерон. Или в тот вечер, когда мы с тобой вносили ясность во все твои тайны, – ты ведь мог сказать мне и о ней. Да-да, если бы ты хотел сказать мне, то нашел бы для этого не одну возможность.
– Ну, хорошо, – сказал он резко и вскочил на ноги, ероша рукой волосы. – Я не хотел говорить тебе!
– Вот это уже ближе к правде.
Он в волнении посмотрел на нее, и рука его замерла у рта в каком-то вызывающем жесте. Он заговорил тихим и сдержанным тоном, но в нем слышался едва сдерживаемый гнев:
– Я не хотел тебе говорить, потому что я знал, что твоя реакция будет именно такой, как сейчас. Ты восприняла бы поступок Шерон лишь как еще одну причину для того, чтобы нам не быть вместе.
– Да. Это правда. – Под натиском правды и здравого смысла ее злость развеялась, и она опустилась на диван. – О Чад, как ты не понимаешь, я никогда не дошла бы до самоубийства, но каждый раз, как тебя вызывали бы на тушение пожара, я чувствовала бы себя самой несчастной. Я знаю, что так оно и было бы. Когда Грег уходил на задание, я переживала это всякий раз одинаково остро. И он тоже начинал чувствовать себя несчастным, а я не хочу, чтобы это происходило и с тобой тоже.
Он присел перед ней на корточки и взял ее за подбородок, так что ей пришлось смотреть ему в лицо.
– Я не говорю, что ты не должна беспокоиться. Но ты не такая, как Шерон. Ли, она ведь была как бабочка – капризная, нервная, легко возбудимая, страшащаяся собственной тени. Я и женился-то на ней отчасти из-за того, что хотел защитить ее. Она во всех вызывала эти чувства, особенно в своих родителях. Пока мы еще не были женаты, каждый раз, уводя ее на свидание, я чувствовал себя виноватым, потому что они не могли спокойно видеть, как она покидает дом даже на несколько часов.
– Не очень-то здоровая атмосфера, не так ли?
– Да, и мне бы следовало понять это раньше. Я не столько любил ее, сколько жалел. Клянусь Господом, Ли.
– Я верю тебе. Чад. Я знаю, как ты относишься к женщинам. Ты хочешь нас всех защитить.
– Ты – это совсем другое.
По выражению его лица она точно знала, как он относится к ней. Его глаза, застывшие на ее губах, его руки, обхватившие ее за талию, – они говорили ей, что она возбуждает в нем нечто большее, чем жалость и отеческую заботу.
– Я хочу, чтобы у тебя с Сарой был дом. Я хочу придать вашей жизни стабильность. Но я не бескорыстен. Ты нужна мне. Ли. Мне нужна партнерша во всем. Я хочу разделить с тобой, свою жизнь. Разговоры, проблемы, смех, секс. Все. Мне не нужна фарфоровая кукла, которую надо беречь и нежить. Мне нужна женщина. Ты.
Он рассматривал тонкие вены на тыльной стороне ее руки. Подняв голову, он с изумлением увидел слезы у нее на щеках.
– Ли, что?..
– Как ты не понимаешь, Чад? Все те качества, которых тебе недоставало в Шерон, ты хочешь видеть во мне. Но у меня их тоже нет!
– Есть!
– Ты думаешь, что я смелая. Грег сказал бы тебе нечто совсем иное. Я с ума его сводила своим нытьем всякий раз, как ему надо было уходить. Я делала его таким же несчастным, какой я чувствовала себя. Мне не хотелось бы подвергать этому и тебя. И я сама не хотела бы вновь это пережить, не говоря уже о Саре.
– Все будет по-другому. Ли. Я видел, как ты справляешься с самыми непредсказуемыми ситуациями, – с гораздо большим мужеством, чем многие женщины сумели бы проявить за всю свою жизнь. Господи! Да ты ведь рожала черт знает где, без анестезии, без антисептиков, без чьей-либо помощи, если не считать мужика, онемевшего от страха навредить тебе или ребенку. И ты продолжала улыбаться.
– Но разве у меня был выбор? – сказала она со смешком.
– Конечно, – ответил он серьезно. – И у Шерон был выбор – не глотать снотворное, а , стойко принять все, что бы ни случилось со мной. Но она предпочла иное.
Ли чувствовала, как воздвигнутый ею бастион медленно рассыпается под напором его аргументов. Наверное, самоубийство Шерон причинило Чаду большую боль, тем более что он всегда хотел оградить ее от всего остального мира. При виде его искаженного болью лица Ли почувствовала, как на нее накатывает волна сострадания и нежности. Ли понимала, что хотя это и было бы, пожалуй, самым разумным, но она не сможет вот так взять и расстаться с Чадом. Она знала, чем она рискует, знала, какую сердечную боль принесет ей уже первая же его поездка на тушение пожара на какой-нибудь нефтяной скважине, но весь этот кошмар казался ей таким далеким сейчас, в минуту их душевной близости. Когда будет надо, она встретит все трудности с открытым лицом. Но не сейчас. Она провела рукой по его волосам.
37 
