91 
– Но Поль…
– Что Поль? – Шарлотта скривила губы. – Поль счастлив в своем кабинете с книгами, научными трудами. Он существует в собственном, далеком от действительности мире. Что ему до меня? И что мне до него? Он не мешает мне жить – спасибо ему и за это.
– Если все так, как ты говоришь, – задумчиво промолвила Элиана, – тогда не может быть, чтобы ты никогда не любила.
Шарлотта помолчала, а потом произнесла с тихой угрозой:
– Любила – Она снова села и на миг опустила глаза, а когда подняла, в ее взгляде не было ничего, кроме чистого, но холодного огня – Очень долго все то, что я слышала, видела, замечала, падало в пустоту моей души, точно в глубокий пересохший колодец, и умирало. Я привыкла и смирилась, я думала, всегда так и будет, но ошибалась. В этой пустыне лежало зерно, о существовании которого я даже не подозревала, но пришло время, и оно проросло так быстро и бурно, что я сама изумилась. Я стала мечтать, как все девушки, и мечтала до тех пор, пока не поняла, что такое мечты: золотой дождь, падающий с неба, а на земле превращающийся в твои собственные слезы. Тот человек, которого мне выпало несчастье полюбить, не обращал на меня никакого внимания и, окончательно уверившись в том, что у меня нет и малейшего шанса на взаимность, я вышла замуж за Поля – просто, чтобы не носить на себе клеймо старой девы, чтобы меня оставили в покое! – а потом нашла замечательное лекарство от любви. Я научилась видеть все недостатки, замечать все промахи того, кто прежде казался мне идеалом, божеством, и в конце концов перестала его уважать. И постепенно он стал мне безразличен… как все.
Кто они такие, эти мужчины! Ты думаешь, их интересует наш внутренний мир? Единственные прочные узы для них – это узы чувственности, страсти. Максимилиан де Месмей, умный, образованный человек, влюбился в тебя, шестнадцатилетнюю девчонку, которая в то время не имела понятия ни о чем, кроме нарядов и развлечений, а почему? Потому что ты была молода и красива и полна того самого чувственного очарования. Мужчины и сейчас вьются вокруг тебя, сами не понимая, чем ты их привлекаешь. На твоем месте я бы знала, как управлять Максимилианом, я не столь безвольна, как ты, но вряд ли стала бы это делать, потому что подобное притворство – ниже моего достоинства.
Они помолчали, потом Шарлотта произнесла:
– Я не удивлюсь, если твой возлюбленный достанется Софи Клермон. Эта женщина способна стать его союзницей, истинной спутницей на дорогах судьбы, она разделит его начинания и не будет, как ты, втягивать его в спокойную семейную жизнь.
Внезапно Элиане показалось, что Господь приподнял завесу, скрывающую подлинную сущность натуры ее сестры, и молодая женщина увидела затаившееся в глазах Шарлотты выражение ненасытного, какого-то хищнического голода и одновременно глубокого разочарования жизнью.
– Ты зря отчаиваешься. Возможно, ты еще встретишь человека, который оценит тебя и поймет.
Элиана потянулась было к сестре, но та не приняла ласки.
– Я замужем и не стану рисковать добрым именем семьи, как это делаешь ты. – И, мотнув головой, прибавила: – Впрочем, дело в другом. Просто я уже не смогу полюбить.
Казалось, разговор закончен, и все же оставалась одна загадка. Что побудило Шарлотту пойти на столь беспредельную откровенность? Элиана не могла понять. Все вроде бы было логично, и все-таки не хватало какого-то звена. Похоже, самого главного.
– Ты можешь назвать имя мужчины, которого любила? – нерешительно произнесла молодая женщина.
– Могу, – сказала Шарлотта, – теперь это не имеет значения. Его зовут Максимилиан Монлозье де Месмей.
Однажды в детстве Элиана ощутила испуг, столь внезапный, что едва не потеряла сознание. Это случилось, когда она поехала с родителями за город, на пикник, и прямо перед нею, в траве, неожиданно, извиваясь, проползла большая змея. Теперь она испытывала почти такое же чувство, сконцентрировавшееся в одном мгновении, лишившее ее дара речи, сковавшее движения, почти остановившее сердце.
Элиана замерла; казалось, она пыталась преодолеть невидимый заслон, чтобы окончательно осмыслить то, в чем только что призналась ее сестра.
– И он… не знал? – наконец выдавила она.
– Нет. Ни он, ни кто другой. Кто бы мог такое вообразить! – Шарлотта произнесла это с саркастической усмешкой, медленно, выделяя каждое слово. И, немного подумав, прибавила: – Сначала мне казалось, что ты безжалостно отняла мою единственную любовь, но вскоре я поняла, что на самом деле ты милосердно приняла на себя мой крест. Ты совершила очень много ошибок, Элиана. Сначала не захотела дать ребенку фамилию Этьена, потом принесла себя в жертву Максимилиану. Ты легкомысленная женщина и плохая мать. Ты не думаешь ни о своих детях, ни о себе, ни о ком! Представляю, что скажет о тебе мое окружение!
91 
