Особенно,... 
66 
– Теперь прошу, прошу о единственном: не сдавайся, не уходи! Останься со мной.
Мансур не отвечал. Ему казалось, будто вокруг колышется черно-красный раскаленный океан долгих страданий и неусыпной боли. Ему не хотелось погружаться в него, он желал вернуться к женщине с небесными глазами, женщине из своего предсмертного видения.
– То, о чем ты говоришь, слишком прекрасно, чтобы быть правдой, – наконец сказал Мансур.
– Лучше надеяться, что твоя жизнь все-таки станет чем-то прекрасным, чем бежать от нее.
– А если я никогда не смогу встать? – Спросил он Мадину.
– Ты встанешь. И даже если… О нет, только не покидай!
Женщина не выдержала и зашлась в судорожном плаче. Мансур представил, чего будет стоить для нее потерять и его, и сына, – ведь Ильяс отправляется на войну и неизвестно, вернется ли обратно. Он протянул ей руку, и их пальцы крепко сплелись: так врастают корни дерева в землю – с неутолимой жаждой жизни, какую вселил в них вездесущий и всеобъемлющий Бог.
– Не плачь, – обреченно произнес Мансур. – Я не стану просить янычар о том, чтобы они лишили меня жизни.
Мадина простилась с Ильясом. Женщина хотела сказать сыну, что не желает, чтобы он оделся в броню жестокости, чтобы в его душе было пусто и темно. Но не сказала, потому что не знала, каким надо быть на войне. Быть может, напротив – решительным и бездумным, с нерастраченной силой, напором и мощью, какие иногда порождают каменное сердце и свободная от угрызений совести душа.
Она обняла юношу – впервые с тех пор, как он перестал быть грудным младенцем, – и крепко прижала к себе. И он в свою очередь неловко обхватил ее руками. Позже Ильяс вошел в хижину и о чем-то поговорил с Мансуром.
Потом янычары ушли. Гюльджан поторопила их, сказав, что скоро выпадет обильный снег.
– Ложись, – сказала она Мадине. – И ты тоже, Хайдар. Я посижу возле Мансура. Я старуха, и мне все равно не спится.
Мадина проснулась среди ночи. В хижине спали все – и Мансур, и Хайдар, и Гюльджан. Она вышла на улицу.
Горизонт был черен из-за нависавших над ним тяжелых облаков, тогда как небо над головой запорошила звездная пыль.
Мадина понимала, что ей придется зимовать в этой хижине, в этом безмолвном краю. Возможно, судьба распорядится так, что она проведет здесь остаток жизни.
Мансуру удалось пережить ночь, и Гюльджан сказала, что лечение, скорее всего, будет успешным. Старуха старалась загружать Мадину работой – лишь бы та не печалилась и не ждала слишком быстрых перемен.
Днем Гюльджан отправила ее собирать хворост. Облака висели низко над землей, ветер сыпал в лицо легкий, мелкий снег. Мадина долго бродила по округе, пока не заметила женщину, которая шла, озираясь по сторонам и будто ища кого-то. Приглядевшись, она узнала свою сестру Асият. Немного помедлив, Мадина пошла навстречу.
Увидев ее, Асият обрадовалась, это было заметно, несмотря на то, что в ее глазах сохранялось неуверенное, пожалуй, даже затравленное выражение.
– Что тебе нужно? – Спросила Мадина.
– Я пришла просить о помощи.
Мадина вспомнила, как совсем недавно сама явилась к Гюльджан, и, усмехнувшись, произнесла ту же фразу:
– Ясно, не для того, чтобы помогать мне. – Потом спросила более мягко: – Что случилось?
Губы Асият задрожали.
– Они хотят убить Айтека, хотят отрубить ему голову!
– Кто «они»?
– Турки. Когда Айтек вернулся домой, он лег на кровать, лицом к стене, и больше не поворачивался, не разговаривал. Только сказал: «Сегодня я сломал и выбросил свое сердце как ненужную вещь». Потом пришли османские воины, велели ему подняться и забрали с собой. Я ходила к их командиру, но он меня не принял. Тогда я отправилась к старикам, и они сказали, что Айтек первым нарушил условия договора. Азиз и Шадин временно взяты под стражу. Остальные мужчины ропщут, но не берутся за оружие. – Асият вздохнула. – Я их понимаю. Завтра османы уйдут, а если прольется кровь, может погибнуть много безвинных людей.
Мадина замерла с охапкой хвороста в руках. Ее лицо побледнело, но в глазах плясали молнии.
– Что я могу сделать?
Асият тихо проговорила:
– Пойти и попросить за Айтека. Ты ведь любишь его, Мадина! – Женщина разжала руки, и охапка хвороста упала на землю.
– А если нет? Неужели ты не рада? Тебе не придется падать с высоты! Со скалы сбросили другого человека – и когда он разбился, я поняла, что есть что в этом мире, хотя предпочла бы навек оставаться в неведении и не платить такую жестокую цену!
66 
