157 
— Ничего, — сказала она, — так… была немного больна.
Однако Бренда уловила: случилось нечто куда более трагичное, чем простой телесный недуг.
Придвинувшись ближе, она взяла в свои теплые ладони холодную руку Тины и очень мягко произнесла:
— Думаю, будет лучше, если вы скажете правду. Что бы ни произошло, клянусь, это останется между нами!
В голосе девушки было столько искреннего сочувствия, тепла, что Тина не выдержала. Она сидела, безмолвная и прямая, а по лицу бежали слезы — точно потоки дождя по белому оконному стеклу.
Бренда выглядела бесконечно расстроенной.
— Что же случилось? Ну? — ласково подбадривала она.
— Случилось… Самое худшее, что может случиться с женщиной, самая страшная боль, какую можно ей причинить! Поезд остановили грабители, нескольких пассажиров увели в лес, в том числе и меня, и…— Больше она не смогла говорить.
— О Боже! Нет!
На концах пушистых бронзовых ресниц Бренды задрожали слезы.
— Все это время я лежала в частной клинике, а теперь решила обратиться к вам, мисс Хьюз. Тогда, в поезде, вы сказали, что сможете помочь мне найти работу…
— Конечно, — кивнула Бренда, не отпуская руку Тины, — очень хорошо, что вы пришли ко мне.
Вошла служанка. Бренда сделала ей знак, и вскоре перед ними появился накрытый тонкой скатертью столик с маленькими розовыми чашками китайского фарфора, таким же чайником и молочником, полным густых сливок, серебряными ложечками и блюдом с пирожными.
Бренда сама наполнила чашку гостьи.
— Пожалуйста, мисс Хиггинс, не стесняйтесь!
— Спасибо.
— Простите, есть у вас в Сиднее родственники, знакомые?
— Нет.
— Но вам надо где-то остановиться. — И, подумав секунду, предложила: — Знаете, мисс Хиггинс, оставайтесь у меня!
— Нет, — сказала Тина, — мне не хочется злоупотреблять вашим гостеприимством.
— Это вовсе не так. Дом большой, в нем много комнат, тем более я сейчас живу одна.
— Ваш брат…
— Стенли уехал в Мельбурн и вернется через пару недель. Уверяю вас, он не будет против. Не раз случалось, что у нас жил кто-нибудь… И мне будет веселее с вами!
— В таком случае я должна платить за свое содержание.
— Это необязательно.
— Мисс Хьюз, — сказала Тина, подняв голову, — я не хочу, чтобы ко мне относились с жалостью.
— Это дружеское участие, не более! — возразила Бренда, внимательно глядя на собеседницу зелеными глазами. — Вы мне нравитесь, я желала бы подружиться с вами.
— Я тоже, — искренне призналась Тина.
— А чем бы вы хотели заняться, мисс Хиггинс?
— Не знаю. Я не боюсь никакой работы.
— У нас со Стенли есть две школы, — сказала Бренда, — кажется, я говорила вам. Нужны хорошие учителя.
— Учителя?
— Да.
— Но я, к сожалению, малообразованна. Училась в провинции, не знаю языков, не умею ни рисовать, ни музицировать. И речь моя далека от совершенства.
— А рукоделие?
— Да. — Тина немного воспрянула. — Могу шить, вышивать. Даже золотом.
Бренда улыбнулась.
— Прекрасно! В школе для девочек есть занятия по рукоделию. Сначала вы можете просто посмотреть, помочь, а потом попробуете вести уроки самостоятельно. Я вам помогу. Оплата скромная, но для начинающей довольно неплохая. Согласны?
И Тина, сложив оружие перед этой искренней, открытой улыбкой, слабо, нерешительно, и все же совсем иначе, чем прежде, улыбнулась в ответ.
Жизнь в доме Бренды Хьюз оказалась даже лучшей, чем можно было ожидать. Девушка убедила Тину не спешить браться за работу, отдохнуть еще недельку, и за это время они неплохо узнали друг друга. Тине отвели отдельную спальню, завтракала и обедала девушка с Брендой в просторной столовой; позднее к ним присоединился вернувшийся из Мельбурна Стенли.
Тина не знала, что сказала Бренда брату, как объяснила ее появление в доме, эту странную замкнутость и непривычную взгляду короткую стрижку, скромно прикрытую шарфом. Она старалась об этом не думать. Стенли относился к ней с учтивой вежливостью и вниманием, как и подобает хозяину дома. Тина чувствовала: он в самом деле рад тому, что она поселилась здесь. А раз так, ее совесть была спокойна.
По вечерам у Хыозов нередко собирались друзья. Первое время Тина отказывалась покидать свою комнату в эти часы, но однажды Бренда уговорила ее выйти к гостям, и с тех пор девушка иногда присоединялась к общей компании. Это были образованные, светские молодые люди, и Тина в их присутствии чувствовала себя скованно. Она считала себя куда менее развитой, но вскоре заметила, что ее, пусть редкие, замечания (к чему Тину чаще всего побуждала Бренда) внимательно выслушиваются и имеют, по-видимому, не меньший вес, чем слова других собравшихся. И постепенно начала ощущать себя почти что равной среди равных.
157 
