168 
Конрад ничего не сказал: казалось, услышанное не имело для него такого уж большого значения.
— Где ты живешь? — спросил Роберт.
— Построил дом на южной стороне. Дам адрес — заходи. Ты один, отец?
Роберт вздохнул с болезненной улыбкой.
— Разумеется. — Он сунул руку в карман. — Конрад, я хотел показать тебе одну вещь. — И вытащил из кармана заветный медальон.
Глаза Конрада расширились. Он пошатнулся от неожиданности.
— Как он попал к тебе?!
— Я купил его на одном аукционе. Здесь, в Сиднее.
— Господи! Отец! Я думал, уже не увижу его!
— Как случилось, что ты его потерял?
— При крайне неприятных обстоятельствах. После пожара меня ждала встреча с бушменами. Спасибо, отец! Я могу его взять?
— Да, он же твой.
Роберт с нежной печалью еще раз взглянул на портрет Одри и задумчиво произнес:
— Твоя мать была для меня дороже всех женщин в мире.
Потом перевел взгляд на сына и внезапно заметил то, чего так долго не хотел замечать. Характерные для тагальского племени черты в лице Конрада были в значительной мере сглажены присутствием другой крови: ирландской — со стороны Роберта, английской — со стороны отца Одри.
Роберт увидел воочию неоспоримое доказательство своего родства с этим молодым, человеком — сын был похож на него! Не цветом глаз, волос и кожи, чем-то другим, но похож!
Человек, оклеветавший Одри, был послан судьбой, чтобы испытать его, Роберта О'Рейли, его веру и любовь, а он не выдержал испытания.
— Прости, — сказал он, и его голос дрожал, — прости за все, что я сделал, Конрад, а еще больше — за то, что я не сделал для тебя!
— Это ты прости. Я виноват перед тобой не меньше.
— Мой мальчик!
— Отец!
Роберт был тронут до слез. Он крепко обнял сына, а потом долго смотрел на него.
— Идем наверх!
Первым, кого они встретили, был Симмонс.
— Симмонс! — Роберт остановился. — Хочу представить вам… то есть вы, конечно, знакомы, но в несколько ином качестве. Это Конрад О'Рейли — мой сын.
Симмонс от удивления не знал, что и сказать.
— Вы, верно, решили, что я сошел с ума? Нет! Мы давно потеряли друг друга, а теперь наконец нашли — надеюсь, что навсегда.
— Очень рад, сэр! — вежливо произнес Симмонс. — Уверен: сын не разочарует вас. У него, судя по всему, ваша хватка!
Роберт широко улыбнулся. В этот миг впервые за многие годы он чувствовал себя по-настоящему счастливым.
А Конрад подумал о Тине. Он думал о ней все последнее время. Почему она до сих пор не откликнулась? Прошло три месяца с тех пор, как он прислал ей пьесу. Конрад ждал ответа, но его не было. Он не мог решиться пойти к Тине сам. Первый шаг сделан — теперь ее очередь.
Наверное, он был слишком самоуверенным, считая, что Тина до сих пор любит его. На самом деле он ей, видимо, не нужен.
Подняв взгляд на сверкающие хрустальные люстры, Конрад вспомнил глаза Тины, которые, как бриллианты, поймав свет, уже не выпускали его, они искрились и сияли, влекли к себе — светлые, чистые, прекрасные. Он хотел заботиться о ней, исполнять ее желания, мечтал увидеть ее счастливой. Он бы все для этого сделал теперь, когда понял, что такое любовь, почувствовал, что значит любить и желать одну-единственную женщину на свете. Почему все приходит так поздно?
Две женщины, две хорошие, преданные, верные женщины, Тина и Джоан, любили его всей душой, и ни одну он вовремя не понял, не оценил. Почему? Он не находил ответа.
Часть четвертая
ГЛАВА I
Стоял ветреный хмурый осенний день, один из тех, что вносят в душу смятение и тревогу, заставляют ее, одинокую, отчаянно рваться в туманные дали, биться в сетях печали и тоски по несбывшимся мечтам и надеждам.
Но здесь, в комнатке Айрин, было тихо, спокойно, тепло, разве что несколько темновато из-за сгустившихся за окном туч.
Айрин, теперь степенная замужняя женщина, разливала чай. Около года назад Аллен все-таки женился на ней — к неудовольствию не любившей его Терезы.
Тереза сидела на высоком табурете, поставив ноги на подножку, и грызла ломтик поджаренного хлеба.
За прошедшие пять лет внешне она нисколько не изменилась, разве что появилось больше уверенности в манерах да мятежный огонь в глазах поутих, уступив место хитроватому спокойствию.
За это время Тереза многому научилась: в первую очередь затаиваться в своих желаниях и выжидать.
Айрин между тем коснулась вопроса, который волновал ее уже не первый год.
168 
