Особенно,... 
45 
Роберт переоделся и, не говоря ни слова, спустился с Тиной во двор.
Вывели двух лошадей, гнедую и серую. Когда-то отец катал Тину с Терезой на рабочей лошадке, но сидеть в дамском седле и самой управлять лошадью было гораздо труднее.
Роберт помог девушке забраться в седло, дал в руки повод и провел коня по кругу, попутно объясняя, как лучше править.
Серая лошадь вела себя смирно, и Тина не испугалась. Она подождала, пока Роберт сядет на гнедую, потом они двинулись шагом к воротам.
— Куда поедем? — спросил Роберт.
— Если можно, не в Кленси, — тихо ответила Тина.
Она неуверенно чувствовала себя в седле, поэтому они не стали спускаться вниз, а поехали шагом вдоль внешней стороны стены.
Время шло к вечеру, было душно, как перед дождем, и солнце светило точно сквозь кисею. Так же хмуро было у Тины на душе. Когда-то она думала, что здесь, наверху, рай, но оказалось, что он еще выше, в скрытых маревом небесах. А может, он не существует вообще?
Кони Тины и Роберта шли бок о бок. Девушка с печалью думала о том, что прежде мечтала о такой прогулке, а теперь она почему-то совсем не радует. Она ждала упреков, но Роберт задал только один вопрос и, к счастью, не в том смысле, в каком она опасалась услышать:
— Как тебе Конрад?
— Ничего, — как можно естественней ответила Тина. Она смотрела прямо перед собой, а Роберт сидел в седле вполоборота к ней. Кругом было очень тихо, только под копытами животных шуршали мелкие камешки. — По-моему, он человек, тонко понимающий музыку, искусство…— И добавила: — Я слышала, как он играет на рояле.
— Прежде всего важно ценить и понимать человеческую душу, — сказал Роберт. — Есть люди, восприимчивые к природе, искусству, но совершенно нечуткие к чужой боли.
— Может быть, вы и правы, однако есть и те, кто не понимает ни того, ни другого!
— Ты быстро взрослеешь! — заметил Роберт, как показалось девушке, неодобрительно.
Потом окинул взглядом ее фигурку. А она становится элегантной! Некоторые мелкие недостатки исчезли — как видно, у нее врожденный вкус! Когда-нибудь она затмит многих столичных красавиц! Но, вместо того чтобы радоваться, он лишь горько улыбнулся этой мысли.
Что будет значить для нее он, когда она проникнется сознанием своей неповторимой прелести? Впрочем, к счастью, Тина очень робка и воспитана в строгих традициях, хотя — вспомнил он — это не помешало ей пойти наперекор мужу в святая святых — выполнении супружеских обязанностей.
— В Сиднее тебе понадобится горничная. Лучше взять сразу двух: одну наймем по приезде — из тех, кто уже имеет опыт по этой части, а другую можно найти здесь. Не хочу, чтобы ты сильно скучала по Кленси, поэтому, может, возьмешь в служанки одну из местных девушек, разумеется, порядочную, из хорошей семьи? Ты же всех тут знаешь!
Он пытливо всматривался в ее лицо, как бы говоря: «Видишь, как я добр, ничего для тебя не жалею!»
Тина подумала: «Может, Карен?» И тут же опомнилась: недавняя подружка у нее в горничных?! Хотя Карен, наверное, была бы рада…
Как посмотреть ей в глаза, той, что оказалась по другую сторону пропасти, разделяющей мир и людей?!
И разве Карен поверит, что освобождение от тяжелого труда и нужды само по себе еще не счастье и не свобода! Это все равно как получить в руки орех, внутри которого не ядро, а пустота, все равно что выдернуть перья из хвоста улетевшей в небо сказочной птицы! Человеку всегда хочется больше, чем он имеет, это как наказание Божье! Тину уже не радовали ни платья, ни украшения, ни новые книги… Ей нужен был тот, о ком грешно было даже мечтать!
Вскоре повернули к дому. Издали Тина заметила Конрада: он появился верхом на лошади с другой стороны почти одновременно с ними. У мистера О'Рейли-младшего было что-то общее с его темно-рыжим с черной гривой конем: то же сочетание изящества и силы, тот же гордый свободный шаг.
Жеребец под Конрадом был, как видно, горячий и молодой — в противоположность старому степенному жеребцу Роберта и смирной лошадке Тины, — он раздувал ноздри и рвался вскачь. Конрад, сдержав жеребца, развернул его и, не приближаясь к Роберту с Тиной, устремился в сторону той части ограды, что была значительно ниже прочих стен, доходивших почти что до уровня второго этажа дома.
Не делая большого разбега, Конрад послал коня вперед, и тот плавно, свободно, как птица, перемахнул через стену и приземлился на дорожке сада. Все было ничего, но перед этим юноша оглянулся и послал отцу взгляд, быть может, понятный только им двоим. Его глаза смеялись над ним, Робертом О'Рейли, сыном ирландского бедняка, над мистером О'Рейли, который в течение тридцати с лишним лет отбивал все атаки судьбы, создал свою деловую империю и никому не позволял себя обойти! Да, если бы Одри была не ангелом, а ведьмой, у нее были бы точно такие глаза! А может, она тоже втайне смеялась над ним, женщина, которую он обвинил в измене уже после ее смерти и вину перед которой пронес через всю свою жизнь, так же как и любовь!
45 
