Особенно,... 
145 
– Ах, маркиз! – отвечал постаревший Бертье, хлопоча над грудами штабных документов. – Мне от императора уже влетало не раз. Попробуйте сами остановить его.
– Ну, а если мы… остановим? – спросил Коленкур.
– Он… упадет, – ответил Бертье.
Наполеон сам и вызвал давно назревавший скандал.
– Вы, кажется, опять мною недовольны? – спросил он Коленкура, складывая на груди руки. – Александр умеет обращаться с послами. Что скажете в защиту русского кабинета?
Лицо дипломата исказилось, когда император, держа его за пуговицу, повторял: «Вы русский… сознайтесь, вы стали русским?» На это Коленкур с дерзостью отвечал:
– Вы разучились слышать правду. Но я лучше других французов, которые привыкли аплодировать вам в любом случае. Я горжусь тем, что не принадлежу к числу подхалимов, толкавших вас к походу в Россию – на гибель армии.
Наполеон, поняв, что перешел грани дозволенного, стал убеждать маршалов в том, что его поход на Россию – самое политичное, самое разумное предприятие в его карьере:
– Два месяца, и с Россией будет покончено.
– Нет! – крикнул Коленкур. – С нею никогда не будет покончено. Я требую отставки… посылайте меня хоть под ножи в Испанию, только бы подальше от вашего величества.
– Тише, тише, – дергал Коленкура сзади Дюрок.
Наполеон не привык к сопротивлению:
– Коленкур, вы мне уже надоели… Что вы придираетесь к каждому моему слову? Мы же с вами старые друзья.
Он поспешил в кабинет. Двери захлопнулись.
Но бегство императора не остановило Коленкура:
– Он боится правды! Он не знает русских, как изучил их я, его же посол… Не глупо ли судить о России по картам и анекдотам? Дюрок, черт возьми, да отпустите же меня!
Позже он писал в своих мемуарах: «Герцог Истрийский (Бессьер) тянул меня за одну полу, а князь Невшательский (Бертье) за другую; оба они уговаривали, они умоляли меня не отвечать… тщетно пытались увести». Коленкура с большим трудом успокоили. Маршал Ней говорил:
– Счастье никогда не изменяло нашему императору. С ним всегда везло. А вдруг повезет и теперь? Не пройдет и двух месяцев, как мы узнаем, кто прав – вы или Наполеон?
Неожиданно раздался едкий смех Бертье:
– Дались вам эти два месяца! Вы все тут ненормальные… Не лучше ли нам напиться, чтобы ни о чем не думать?
Наконец император выступил с гвардией из Вильно, жуткое молчание лесов и болот обступало со всех сторон, а где-то, невидимые и неслышные, кружили в путанице непролазных проселков русские армии, сходящиеся к Смоленску. В одной из русских деревень старуха швырнула в Наполеона камень.
– Она безумна, – сказал император. – Но где же трофеи? Почему я не вижу знамен и пушек… где же пленные?
Проливные дожди расквасили дороги в липкую жижу, в ней застревали орудия, потом нахлынула нестерпимая жарища, выжигавшая траву и овсы, начался кровавый понос, из «Великой армии» он хлестал ручьями. Наполеон утешал молоденькую жену в письме: «Страна прекрасна, и меня уверяют, что так будет и до самой Москвы…»
10. На перепутьях
Разделенные большим расстоянием, две русские армии соединились в Смоленске, и Наполеон радостно воскликнул:
– Наконец-то они мне попались!
В соборе шла благодарственная служба в присутствии Барклая и Багратиона. Поспели яблоки, их урожай был необычен. Грудами плоды лежали на улицах Смоленска. Колокола храмов звонили. Оркестры играли. Пахло яблоками… Наполеон вышел к Смоленску.
– А ну-ка, устройте мне фейерверк! – потребовал он.
Смоленск был зажжен брандс-кугелями, город запылал, высокими свечками сгорали древние храмы. Коленкур дремал у костра и был разбужен голосами.
– Смотрите, Бертье! – восхищался Наполеон. – Какое прекрасное зрелище… Смоленск – как извержение Везувия. Теперь нет сомнений, что здесь я приму от царя мир.
Но Барклай-де-Толли увел свои войска Московской дорогой. Ночью завязался бой с русским арьергардом у Валутиной горы, и Наполеон велел Жюно идти на поддержку Нея:
– Вы еще не маршал – вот случай отличиться… Все, все смотрите на Жюно: это лев, сейчас он страшен!
Мюрат (тоже из породы «львов») уже разграбил все ризницы смоленских соборов, так что не хватало кортежа карет для размещения золота, серебра и ценностей. Жители города жаловались князю Понятовскому, что их грабят, их раздевают на улицах, но князь ответил: «Грабили москалей и будем грабить… Зато у вас будет французская конституция! А теперь пошли вон, дураки!» Из курьерской эстафеты, прибывшей из Парижа, Наполеон узнал, что в Бордо пришел корабль, на этом корабле приплыли жена и дочь Моро.[17]
145 
