51 
Толстяк Браун заявил в одном из интервью, что Фрэнсис, вероятно, был чрезвычайно возмущен пародией на понятие о справедливости. Но он никак не объяснил, почему тот вообще присутствовал на судебном заседании, если иск был действительно обоснованным. Скорее всего к делу был политический интерес.
Прочитав статью, я сделал для себя ряд выводов. Прежде всего Домингес, очевидно, выполнял замысел Толстяка Брауна избавиться от Ромеро и начать новый судебный процесс. Вначале я не понял, как это можно сделать, затем сообразил, что Ромеро отклонил иск против водителя без допроса свидетелей, а это, вероятно, и давало повод для повторного слушания дела.
Кроме того, в статье содержалась дополнительная информация о Фрэнсисе. Как я и предполагал, он не являлся ни представителем местного населения, ни получившим право гражданства жителем Вадоса. Между строк можно было понять, что его выслали сначала из Барбадоса, где он родился, а затем из Гайаны, Гондураса, Пуэрто-Рико за политические акции; в Вадосе он, видимо, продолжал заниматься тем же. У меня сложилось впечатление, что Фрэнсис был профессиональным демагогом. А я терпеть не мог таких людей. Они постоянно недовольны, однако не стремятся что-либо сделать сами, а навязывают эту деятельность другим независимо от того, хотят те этого или нет.
С другой стороны, нельзя было не отдать должного таким людям, как Герреро, Люкас, Энжерс, которые хотели, чтобы Сьюдад-де-Вадос в своем дальнейшем развитии шел по пути, намеченном при его создании, то есть вобрал в себя лучшие достижения современного градостроительства. Я в определенной степени разделял такой подход.
На следующий день был какой-то религиозный праздник. Предполагалось интенсивное движение транспорта. Рано утром, как обычно, я отправился поработать, но спустя пару часов вынужден был прекратить свои наблюдения.
Город выжидал, словно улитка в ракушке. Из церквей и даже из главного кафедрального собора выходило гораздо меньше людей, чем после обычной церковной службы. Многие были в трауре или с траурными повязками на рукаве. Ночью на стенах появились надписи, направленные против Сэма Фрэнсиса и народной партии.
Подойдя куличному базару, где в праздничные дни по обыкновению бывало особенно много народу, я с удивлением обнаружил, что и там вполовину меньше посетителей, чем в обычные дни. Повсюду виднелись следы беспорядков: то выбитая витрина, то опрокинутый фургон с овощами, то полуобгорелый деревянный кузов. Окна бара, где Толстяк Браун угощал меня пивом, были заколочены досками. На стенах зданий красовались пятна от тухлых яиц и гнилых фруктов.
Под палящими лучами солнца Сьюдад-де-Вадос словно затаился, подобно мине замедленного действия. И было непонятно, то ли откажет взрыватель, то ли произойдет взрыв.
11
Несмотря на смерть Герреро, Вадос не отменил прием. Энжерс объяснил мне, что гордость за победителя шахматного турнира стран Карибского региона столь же велика, как и скорбь в связи с кончиной лидера гражданской партии. Было решено не лишать гроссмейстера заслуженных почестей.
Направляясь в президентский дворец, расположенный на склоне холма, я понял, почему Вадос избрал для себя, вернее для резиденции главы государства, именно это место. Отсюда открывалась незабываемая по красоте панорама города. Внизу у подножия гор раскинулся аэродром.
Когда я подъехал к воротам дворца, полицейские отдали мне честь. Я предъявил приглашение и проехал, куда мне указали.
На большой квадратной лужайке перед дворцом были накрыты столы. С трех сторон лужайку обрамляли живописные клумбы. Слева бил красивый фонтан. Из павильона напротив доносились звуки вальса, исполняемого военным оркестром.
Дворец окружала увитая плющом каменная стена, к лужайке от него спускались две лестницы. Внизу вдоль стены за утопающей в зелени беседкой протянулась тенистая аллея. Между нею и стеной я заметил едва различимый двойной ряд колючей проволоки. Разглядеть ее можно было только со стороны входа, солнечные лучи, отражаясь системой зеркал, освещали пролет между рядами проволоки.
Один из полицейских указал мне место для парковки — теннисный корт с твердым покрытием неподалеку. Другой тут же направил меня к лужайке.
Возле лестницы меня снова попросили предъявить приглашение. При этом полицейский окинул меня таким пристальным взглядом, словно пытался запомнить лицо потенциального убийцы.
51 
