Особенно,... 
23 
Кэйко! Золотисто-прозрачная, как сосновая смола, глубина глаз, увенчанная тяжелым узлом волос изящная головка, брызги красок на одеянии из парчи и шелка! Молодой человек стиснул зубы. Что делать? Он мог вступить в бой с самураями Нагасавы, своими теперь, вероятно, уже бывшими соратниками, и наверняка убил бы одного или двух и – был бы убит сам. Бесславная, но и не позорная гибель и – возможное соединение с Кэйко, пусть там, за гранью сущего, но все же…
А если отправиться к Нагасаве, сознаться во всем и попросить позволения убить себя? Почему-то Акира был уверен в том, что господин позволит ему искупить вину, равно как был убежден в смерти Кэйко.
Пока он размышлял, воины Нагасавы подошли совсем близко. Акира стоял, не собираясь ни сражаться, ни убегать. Он принял решение. В конце концов он и вправду виновен: суд Нагасавы равен суду его собственной совести.
Юноше передали приказ немедленно явиться в замок, и он согласно кивнул. Его ни к чему не принуждали, не отобрали оружие, но Акира чувствовал всей кожей, каждым нервом пронизывающее воздух напряжение: за ним наблюдали – пристально, внимательно, неотступно. И вряд ли позволили бы сделать хоть одно подозрительное движение!
Он пошел за ними, не оглянувшись на дом: вслед шумели знакомые с детства сосны, и он посылал им мысленный привет. С Отомо-сан Акира прощаться не стал.
Застывшие в вечном созерцании деревья, помнившие еще те времена, когда на земле жили боги, были свидетелями и не таких трагедий, а для Отомо-сан потеря единственного сына обернется жестоким ударом!
Когда они вошли в замок, Нагасава знаком приказал своим воинам удалиться, и самураи, «поклонившись, вышли. Акира остался наедине с господином. При нем уже не было мечей – с этого момента оружием могли служить лишь храбрость, решимость и твердость.
Нагасава был в темно-зеленом, с почти неразличимым узором кимоно; лицо господина напоминало отполированный временем холодный камень.
– Я хочу призвать тебя к ответу за преступление, которое ты совершил. Можешь ли ты дать слово, что никогда не трогал ее даже пальцем?! – С этими словами Нагасава показал куда-то в глубь комнаты.
Внезапно мелькнула дрожащая, тонкая, нежная тень, и из-за ширмы появилась… Кэйко, живая и невредимая!
Сделав шаг вперед, Акира склонился перед Нагасавой. Но перед этим бросил взгляд на девушку – один-единственный, пронзительный и светлый взгляд…
– Я… – Его голос дрогнул. – Я виновен, господин, я вверяю судьбу в ваши руки и смиренно прошу вас…
Нагасава не дал ему закончить – сильнейший удар ногой в лицо заставил молодого человека упасть назад. В следующую секунду Акира вскочил на ноги – его взор пылал гневом, а руки искали оружие, которого не было.
Между тем Нагасава шагнул к Кэйко.
– Полагаю, его слово значит больше, чем лживая клятва женщины! – тяжело дыша, произнес он.
Девушка оцепенела от страха. Ее губы шевельнулись:
– Сжальтесь, господин…
– Что?! – взревел Нагасава и занес меч.
Тут ее руки взметнулись, точно крылья, а голос, как по волшебству, обрел уверенность.
– Сжальтесь, господин, во имя ребенка, вашего ребенка, которого я ношу в своей утробе. Я не смела признаться… Этот человек взял меня силой в тот вечер. Я была совершенно беспомощна, в ванне, и никто не мог прийти ко мне на помощь…
Акира замер. Даже оскорбление, нанесенное Нага-савой, меркло перед ее словами!
Но Кэйко не дрогнула:
– Да! Вы можете не верить, но ваш сын…
– Мой?!
– Ваш, господин! Я поняла это еще давно, просто не смела признаться. Еще до того случая…
Акира вспомнил крутую тропинку, подвесной мост, порывы ветра, Кэйко верхом на коне – полную жизни, вызывающе смелую. Если б она знала, ни за что не пустилась бы в это путешествие! Итак, этот ребенок мог быть его, а мог – Нагасавы, но это было… совершенно неважно сейчас! Акира решил, что нужно говорить. Скажи он что-то другое, Нагасава тотчас убьет Кэйко вместе с еще не рожденным младенцем.
– Что ты можешь сказать?! – резко спросил его Нагасава.
– Да, господин. Так все и было. Она сопротивлялась, а я принудил ее. – Он сделал паузу. – Это столь же верно, как то, что мой настоящий отец – ваш бывший управляющий Ясуми, которого вы казнили, как и всех моих родственников. Я прошу об одном: позвольте мне умереть с честью – в знак того, что, быть может, вы все-таки не напрасно подарили мне жизнь. Дайте мне возможность хотя бы отчасти искупить свою вину!
23 
