143 
— Наш Бисмарк повис на ниточке. Его величество обещал ему титул графа, и на этом наш барин Пьер успокоился…
Курлов доложил, что в ресторанах пьют за падение «диктатуры» и звучат тосты за «новую эру ослабления режима».
— А чего удивляться? — отвечал Столыпин. — Нет такого политического деятеля, уходу которого бы не радовались.
— Вы… уходите? — расцвел Курлов. Столыпин показал ему белые дворянские клыки:
— Сейчас я силен, как никогда. Вся эта свистопляска вокруг моей отставки напоминает мне афоризм одного фельдфебеля, который поучал новобранцев: «Сапоги следует чистить с вечера, чтобы утром надевать их на свежую голову!»
Он был бы крайне удивлен, узнай только, что Гучков, смотревший на него влюбленными глазами, говорил: «Столыпин уже мертв. Как это ни странно, но человек, в котором привыкли видеть врага общества, в глазах реакции представляется опасным…» Суворинская пресса вещала: «Мы все ждем появления великих людей. Если данная знаменитость получила величие в аванс и вовремя не погасила его, общество этого не прощает». Берлинские газеты высказывали почти такую же мысль, какую проводил и нижегородский губернатор Хвостов: «Он (Столыпин) сделал все для подавления минувшей революции, но сделал очень мало для предотвращения революции будущей…»
Неожиданно к премьеру нагрянул Белецкий.
— Вот ваша апробация о «сокращении мерзавца» Манасевича-Мануйлова.
Между тем этот мерзавец на днях зашел ко мне, и мы с большим удовольствием с ним побеседовали.
— Курлов с удовольствием, ты, Степан, с удовольствием, один лишь я давно не имею никакого удовольствия!
— Поверьте, что это жулье — вроде полицейского архива. Он наизусть шпарит массу адресов даже за границей, кличек, «малин» и прочее. Я тоже за всепрощение Манасевича-Мануйлова.
— Смешно! — сказал Столыпин без тени улыбки на бледном лице. — С революционерами проще: попался — вешаем! А вот со своим братом-провокатором не разобраться. Копнешь такого, будто бабкину перину, а оттуда — клопы, клопы, клопы… И если верить тебе и Курлову, то каждый такой клоп — на вес золота!
— В нашем деле провокатор тоже нужен.
— Ну, ладно. Допускаю, что нужен. Но вот у меня под носом валяются какой уже месяц жалобы потерпевших от Манасевича — Шапиро, Якобсон, Беспрозванный, Минц…
— А чего их жалеть? — логично рассудил Степан. — Честные люди не таскались на прием к Манасевичу. Жулик обштопал жуликов! Я думаю, тут все ясно… Нам нужен агент. Хороший агент.
— Мне, дворянину, не пристало пачкать руки об это сокровище вашей веры, — сказал Столыпин и воспроизвел библейский жест Пилата, омывающего руки.
— Так черкните резолюцию: «сократить мерзавца!»
— Нет, пусть останется… для историков будущего. Говорите, что подлец вам нужен? Хорошо. Я не возражаю. Я скоро уйду. А вы с Курловым обнимайтесь с ним и целуйтесь…
* * *
Манасевич сказал Надежде Доренговской:
— Вся жизнь — театр, а гастроли продолжаются. Не знаю, что будет дальше, но самое главное — не терять хладнокровия. Курлов предложил ему службу за двенадцать тысяч в год.
— Павел Григорьич, мне и на леденцы не хватит!
— А больше не можем. У нас не бездонная бочка.
— Пятаков пожалели? — обиделся Ванечка…
Он забежал в МВД с другой стороны — к Степану Белецкому, в котором угадывал будущего великого инквизитора, и согласился быть его информатором за очень скромные чаевые.
— Но у меня так, — сказал «сын народа». — Если что замечу, пришибу насмерть. Нужна полная солидарность! Понял?
— Пришибайте. Солидарность будет.
— Утоплю! Даже галоши не всплывут.
— А вы мне нравитесь, — сказал Ванечка. — Заранее предрекаю, что вы станете министром внутренних дел. И очень скоро!..
Сейчас он неплохо зарабатывал на Распутине, и статьи Маски заставляли Гришку скоблиться, как солдата перед баней. В книге «Русский Рокамболь» об этом казусе писано: «Распутин был далеко не дурак и не всегда мстил своим врагам. Когда было нужно, он умел их приваживать, а такой человек, как Мануйлов, конечно, давно ему был необходим!» Скоро они совершенно случайно встретились в распивочной на Садовой. Распутин был наряден, богат, выглядел хорошо, двигался как на пружинах.
— Сволочь ты, — с глубоким уважением сказал он.
— От кого слышу-то! — отвечал Ванечка без уважения. Распутин охотно присел к нему за столик.
— Хам с тобой! Водку пьешь?
143 
