– Вы, капитан, из какой армии? – Нейдгардт ответил, что из 6-й. – А вас не пугает то обстоятельство, что вы летите в одном самолете с новым командующим именно этой армией?
– Это никак не изменит моих взглядов. Мы можем вешать или целовать русских в задницу – все равно мы останемся для них только разрушителями той жизни, которая их вполне устраивала.
Паулюса смущал странный диалект его языка:
– Не пойму. Вы, наверное, баварец? Или, может, пруссак?
– Нет, я… петербуржец. Сын последнего калужского губернатора. А если копнуть глубже, то я племянник премьера Столыпина и министра иностранных дел Извольского. Теперь, как видите, я офицер непобедимого германского вермахта.
Паулюс всегда испытывал слабость к аристократии, и, глянув на дремлющего в кресле Кутченбаха, он сказал:
– Напрасно я тащу своего захудалого барона! Вы, капитан, могли бы служить при моем штабе отличным переводчиком.
– Благодарю, – отвечал Нейдгардт. – Но я желал бы остаться при своих зенитных батареях калибра «восемь-восемь»…
(С этого момента и до самого конца Сталинградской эпопеи барон Нейдгардт избегал общения с Паулюсом, и он появится лишь в самом конце – уже в подвалах универмага на площади Павших борцов, чтобы поиздеваться над высшим командованием, но об этом я расскажу позже.)
«Юнкерс» уже пошел на посадку, под его брюхом-фюзеляжем быстро-быстро мелькали крыши уютной Полтавы, утопавшей в глубоких снегах.
– Алло, алло, алло! – разбудил Паулюс своего зятя…
Его встречали: начальник штаба Фердинанд Гейм и адъютант Вильгельм Адам. Гейм сразу же доложил, что с 13 января – вот уже второй день подряд! – русская армия маршала Тимошенко проламывает оборону на путях к Харькову:
– Акцентировано их стремление на Барвенково.
Гладко выбритое лицо Паулюса отражало сияние морозного дня, все отметили его рост в 190 сантиметров, его телесную худобу, узкие губы и нос с благородной горбинкой. Тонкая рука Паулюса освободилась от тисков перчатки, протянутая Гейму.
– Благодарю, Гейм, о прорыве на Барвенково я извещен еще в Цоссене. – Затем Паулюс отвел ладонь Адама от козырька фуражки. – Не будем официальны. Судя по выговору, вы гессенец?
– Так точно, уроженец Гессена.
– Значит, земляк. Мы, надеюсь, поладим…
Штабной «хорьх» катил по заснеженным улицам Полтавы, и Паулюс был невольно удивлен великолепием классических зданий, обилием памятников старины, красотой старинных барских и купеческих особняков. Помня о «наполеономании» множества генералов вермахта, он шутливо обратился к полковнику Гейму:
– Кажется, здесь Наполеон не ночевал, не закусывал и не заводил скороспелых шашней с полтавскими дамами. Так что мне в этом городе никакие исторические аналогии не угрожают.
Фердинанд Гейм оказался совсем лишенным чувства юмора.
– Да, – отвечал он, – зато здесь бывал шведский король Карл XII, и Полтава перегружена памятниками в честь той самой битвы, которая отбросила короля к Вендорам.
– Любопытно их осмотреть, – сказал Паулюс…
Они прибыли в штаб-квартиру, занимавшую здание какого-то техникума. Начальником офицерского казино в Полтаве оказался старый приятель Паулюса – капитан Бернгард Дормейер, который с готовностью официанта уже держал обеденное меню.
– С чего начнем? – спросил он весело.
– С картофельных оладий, – сказал Паулюс.
– И только? Мы же богатые люди.
– Богатые? Тогда с луковой подливкой…
Квартирмейстер фон Кутновски предъявил сводку о состоянии 6-й армии, и она выглядела весьма утешительно. В составе армии числились одиннадцать пехотных дивизий, 213-я охранная, танковую группу Паулюса составляли сразу пять мощных панцер-дивизий, а также моторизованные (в том числе и отборные дивизии СС – «Викинг» и «Адольф Гитлер»).
– Замечательно, Кутновски, – сказал Паулюс. – Скоро следует ожидать еще и маршевых пополнений из Франции.
– Ах, «парижане»! Они там избаловались в Европе и, попадая на русский фронт, сразу скисают…
В оперативном отделе штаба уже были развернуты карты, оперативники кратко и четко ввели Паулюса в обстановку на фронте, заодно утешив его тем, что места прорыва русскими войсками сразу же заполняются из резерва.
– Количество русских дивизий у маршала Тимошенко не должно настораживать, – докладывали они, – ибо в русских дивизиях едва наберется пять-шесть тысяч человек, бывает и намного меньше, тогда как полнокровная германская дивизия насчитывает до пятнадцати тысяч солдат.