Паулюс был несколько шокирован такой откровенностью Отто Корфеса, который просил называть его не «генерал Корфес», а «доктор Корфес», чем он намекал на свое научное звание.
– Стоит ли обострять этот вопрос, доктор Корфес? Германия всегда была вынуждена воевать со своими соседями.
– Отменив приказ Рейхенау, вы, господин генерал-лейтенант танковых войск, доказали, что являетесь умным человеком. Подумайте сами. Кто из соседей собирался нападать на Германию после Версальского мира? Может, поляки? Чехи? Норвежцы? Французы? Или… русские? Нет, – сказал Корфес, – мы сами взорвали бочку с порохом и теперь враждуем со всем миром…
Разговор становился опасен. Паулюс ответил, что закрывать подушкой свои телефоны не станет, ибо гестапо не боится.
– Но вы, доктор Корфес, назовите мне ту прекрасную и блаженную эпоху германской истории, в которой вы бы хотели жить.
Корфес задумался, опустив голову. Молчал.
– Ну? – торопил его Паулюс, посмеиваясь.
Отто Корфес поднял лицо. Оно было даже бледным.
– Я не знаю такой эпохи, и потому мне приходится жить в той, которая меня породила. Но если я не согласен с этой своей эпохой, значит, я должен ее перестроить.
– Нет, доктор Корфес! – строго отвечал Паулюс. – Если я завтра же пошлю вашу дивизию на Астрахань, вы ее для меня возьмете. Но переделать эпоху вам не удастся. Она такая, какая есть, и человек, живущий в своем времени, обязан подчиняться его требованиям, если он не дурак и желает выжить.
– Простите. Вы рассуждаете… реакционно.
– Вы второй, от которого я слышу эти слова.
– Кто же был первым? – спросил Корфес.
– Ваш коллега – генерал Мартин Латтман. Но он сказал об этом намного раньше вас, еще до похода в Россию…
Их разговор прервало появление зятя Паулюса – зондерфюрера СС Альфреда Кутченбаха, в общем-то невредного парня:
– Извините, господа. Но сейчас в нашу дверь должны постучаться позывные из Лондона – позывные Би-би-си.
Как раз в этот день (20 января) выступал генерал де Голль, который и сказал: «В то время, когда мощь Германии и ее престиж поколеблены, солнце русской боевой славы восходит к зениту. Весь мир убеждается в том, что этот 175-миллионный народ достоин называться великим… самые суровые испытания не поколебали его сплоченности. Французский народ восторженно приветствует успехи и рост сил русской нации. Ибо эти успехи приближают Францию к ее желанной цели – к свободе и отмщению».
– Хватит, барон, – сказал Паулюс зятю. – Выключите.
Корфес собрался уходить, жалуясь на мороз, и хвастливо похлопал себя по добротным и высоким валенкам до колен.
– Парадокс! – сказал он. – Наши химики научились заменять каучук искусственной «буной», но вот освоить выделку валенок из обычного войлока германская наука оказалась не способна…
Это верно. Паулюс на улицах Полтавы не раз видел солдат в эрзац-валенках, и это было ужасное зрелище: они таскали на своих ногах какие-то несуразно раздутые гамаши, плетенные из соломы, которая не спасала ноги от холода, а подошвы были сделаны из прессованного картона. Морозы усиливались, поджимая по утрам до 45 градусов. Немцы объявили в Харькове и Полтаве кампанию по сбору теплых вещей. Они ходили по домам и говорили, что теплые вещи нужны для русских военнопленных. Конечно, жители, чтобы помочь своим, все отдавали. Кто что мог. А потом свои же фуфайки и шерстяные шали они видели на немецких солдатах. Из фетровых шляп немцы мастерили подшлемники для касок, чтобы они не студили им головы. Иногда обматывали головы женскими рейтузами. Гонялись и за подшивками старых газет, чтобы обертывать ноги… Вся эта «русская экзотика» Паулюса поначалу только смешила, никаких выводов он пока не делал. Методично и скрупулезно он приобщался к новой для него среде, все тщательно продумывая. После войны Фердинанд Гейм вспоминал: «Случалось даже так, что утром Паулюс отвергал решение, принятое вечером, всю ночь думая и решив, что следует поступить иначе…»
Между ним и его адъютантом Вильгельмом Адамом сразу – почти с первого дня – возникла дружелюбная приязнь.
– Меня тревожит, что большинство командиров корпусов и дивизий Шестой армии старше меня не только годами. Как найти общий язык с Генрихом Дебуа, который когда-то командовал ротой, имея в своем подчинении ефрейтора Адольфа Шикльгрубера, ставшего для нас фюрером Гитлером.