– Информация, – оповестил он. – Русский посол настаивает на личной встрече с Риббентропом, у него на руках вербальная нота. Там, в Москве, подсчитали, что за два последних месяца наши самолеты 180 раз нарушили их границу.
– Что вы отвечаете? – спросил Паулюс.
– Русские зенитного огня не открывали, а потому не могут предъявить нам обломки наших самолетов. Это первое. Второе. Сегодня невыносимо жаркий день, я говорю, что Риббентроп уехал в Ванзее купаться. Кажется, Молотов в Москве тоже начинает теребить за галстук нашего посла, графа Шуленбурга… Кремль уже начал терять спокойствие!
Паулюс тут же переключился на Хойзингера:
– Когда проходит на Берлин московский экспресс?
– За два часа до отметки «икс – ноль»… через Брест.
– Выпустит ли свой поезд Москва, как всегда?
– Не знаю. Но мы его пропустим. Как всегда…
Весь день 21 июня прошел в хлопотах, уточнениях, нервотрепке. Первитин уже сделал из Паулюса железного робота, способного не ведать усталости, сохраняя небывалую бодрость.
Ближе к ночи опять стал названивать Вейцзеккер:
– Русские просто ломятся в министерство. Я был вынужден принять их посла, но прервал чтение протеста, сказав, что великая Германия сама может предъявить СССР подобные обвинения… Сообщите об этом Гальдеру.
– Конечно. Утром русские всё узнают.
– Да. Посольство уже блокировано агентами гестапо. Ему оставлена лишь односторонняя связь: мы еще можем звонить русским по телефонам, они же – никуда… Если у них и есть резиденты в Берлине, то связь с ними прервана!
Паулюс вышел на провод с войсками на Буге:
– Уточните обстановку на исходных рубежах.
Последовал обстоятельный доклад:
– В Бресте закончились последние киносеансы, с вокзала слышится, как Москва транслирует вечерний концерт. Кажется, Верди или Пуччини. Вся полоса границы очень ярко освещена. За рекою Мухавец, что южнее Бреста, горит дом – сигнал нашей агентуры о готовности сразу же начать истребление советских офицеров, когда они станут выбегать из домов по тревоге. Отсюда мы хорошо видим этот пожар. В «икс – ноль» наши люди отключат электроэнергию от Брестской крепости, перережут все телефонные провода.
Паулюс выслушал и велел сообщить о проходе московского поезда. Вскоре же в Цоссен поступило извещение:
– Только что в Германию проследовал через Брест московский пассажирский состав. Через оконные занавески видно, как женщины укладывают детей, вагон-ресторан еще работает. Вывод определенный: русские ни о чем не догадываются.
В эту ночь, ночь нападения Германии на нашу страну, из СССР в Германию проследовали 22 громадных эшелона с хлебом и металлом…
В это время Буг переплыл ефрейтор Альфред Лискофф, и, сдавшись нашим пограничникам, он сказал:
– Нет, я не коммунист. Я простой честный немец и уважаю вашу страну. Передайте своему командованию, что в три часа войска вермахта перейдут границу. Запишите мою фамилию правильно и не забудьте поставить цифру 1. Я буду первый военнопленный в этой войне, которая еще не началась…
Возле Одессы сдался пограничникам румынский офицер по фамилии Бадая, который деловито сообщил на допросе:
– Я своим солдатам всегда говорил, что с Гитлером нам лучше не связываться и чтобы все расходились по домам…
22 июня. День «Х+1». Ночное время: 03.15.
Мирная страна вздрогнула от нестерпимой боли.
Начиналась война. Великая. Отечественная!
- Мы знаем, что ныне лежит на весах
- И что совершается ныне.
- Час мужества пробил на наших часах,
- И мужество нас не покинет…
* * *
В ночь перед нападением во дворе германского посольства пылал костер – немцы сжигали секретные документы. За 15 минут до нападения Берлин указал Шуленбургу известить Молотова о начале военных действий, что посол и сделал в шестом часу утра. Начинался воскресный день, москвичи мирно досматривали утренние сны…
– Спят, – сказал Хильгер, – и ничего не изменилось, только у ворот посольства стали шляться милиционеры.
– Включите радио, – указал Шуленбург…
Война уже громыхала по русской земле, уже выли от боли раненые, уже горели дома и деревни, а дикторша московского радиовещания вела урок утренней гимнастики:
– Вдохните глубже… та-а-ак. Теперь поднимем левую ногу. Пятка правой остается на упоре. Опускаем правую руку. Прыжок! Еще прыжок… выше, выше, выше! Дышите глубже.