62 
Сталин успехи вермахта объяснял внезапностью и вероломностью нападения. Это для народа начало войны казалось внезапным. Но Сталина-то ведь каждый день извещали о замыслах Гитлера – значит, для него война и не могла быть внезапной. Не было и «вероломства», ибо глупо было бы требовать от Гитлера, чтобы он заранее предупредил Сталина о своем нескромном желании немножечко потревожить его величие своими панцер-дивизиями… Наконец, скажу последнее и самое постыдное: наша великая держава, вступая в эту войну, совсем НЕ ИМЕЛА СОЮЗНИКОВ – результат «гениальной» дальновидности самого Сталина и его прихлебателя Молотова.
Правда, был у нас один союзник – очень надежный.
Это монгольский деятель Хорлогийн Чойбалсан.
Замечательный союзник!
В первый день войны до Мехлиса прорвался с фронта звонок телефона – кто-то из генералов кричал, что его атакуют.
– Словам не верю, – отвечал Мехлис. – Составьте подробное донесение по форме, и тогда все будет ясно…
Дожили! Там его, бедного, немцы уже лупят во всю ивановскую, он уже не знает куда деваться, а товарищ Мехлис советует разложить лист бумаги, обмакнуть перышко в чернила и, проставив дату, подробно описать, как его здесь убивают…
17. БЛИЦКРИГ
Спору нет, вермахт был подготовлен отлично. Границу взломали отборной техникой отборные же войска под руководством отборных полководцев – Вильгельма фон Лееба, Теодора фон Бока и Герда фон Рундштедта, которые сами и возглавили три удара по трем главным направлениям…
Броня танков, еще в ночной росе, была гулкой.
– Все люки и щели – на герметизацию!
– Исполнено, камарад. Форсаж?
– Да. Полный… полный газ, Франц!
Танки-амфибии (которыми Гитлер так долго пугал Англию) с полного разбега погружались в вязкую тину реки и, перевертывая на две коряги, выкатывались на советский берег, сразу громя все живое. Брест, подобный огнедышащему вулкану, остался далеко позади. В мембраны – голос генерала Гота:
– Теперь забудьте о флангах, которыми займется пехота. Захват пространства – главное! Не бойтесь отрываться от полевых частей, берите переправы… марш, панцер, марш!
– Мост, – доложил водитель танка.
– Берем, – отвечал фельдфебель.
– Коровы… полно коров с телятами.
– Прямо, – указал фельдфебель, – на мост.
Солнце еще всходило, из деревень гнали первое стадо. Меланхоличные буренки, позванивая бубенцами, мелко рысили за пегими важными быками. Впереди шел босой старик пастух, его внучек играл на дудочке. Их глаза, застывшие в ужасе, только на краткое мгновение мелькнули в узком триплексе танка, людской вопль не проник через броню.
– Давлю, – ликующе сообщил водитель…
Танк системы Т-IV (образцовый танк вермахта) покатил через мост, прыгая по раздавленным тушам, которые расползались под ним, буксовал в мешанине сала и крови. Весь красный и жирный, с ошметками мяса на броне, танк переползал на другой берег. Доложили Готу:
– Мост взят. Переправа обеспечена.
– Удерживайте до подхода мотопехоты.
Откинули люк, вылезли. Переговаривались:
– Не думал я побывать в России.
– Кому курить? У меня пачка белградских.
– Дерьмо! У меня лучше.
– Кницлер, чего ты там возишься?
– Тут между траками застряли бычьи рога.
– Так выдерни их. Вместе с черепом.
– Этим и занимаюсь, камарад.
– Русские! – закричал водитель. – Вон они, вон…
Вдоль лесной опушки перебегали красноармейцы с винтовками, сумки противогазов прыгали за их спинами.
– Всем вниз. Люк! Пулемет. Быстро…
Пулемет, проглатывая обойму, отбрасывал в парусиновый мешок опустошенные гильзы. Русские скрылись в лесу, и лес принял их в себя и растворил их в себе. Стало тихо.
– А где же их танки? – вдруг спросил фельдфебель.
Танков, увы, не было. Народ был потрясен, и, чтобы успокоить людей, Москва намекала в печати, что передовой рабочий класс Германии возмущен нашествием на первое в мире социалистическое государство и скоро, мол, пролетариат ответит Гитлеру революцией. Политруки перед боем по-прежнему твердили о классовой солидарности трудящихся всего мира, и на фронте не однажды бывали случаи, когда боец вставал из окопа, крича дружески:
– Эй, геноссе… я – арбайтер… не стреляй!
62 
