Особенно,... 
178 
Обрадовались, что можно идти. Лазутчики доносили о неслыханных страданиях баязетского гарнизона. Но дошли до брошенного турками аула Кара-Булак и снова остановились.
Опять ждали.
– Чего ждем? – спрашивали офицеры.
Оказывается, так было решено: ждать, когда из-под Александрополя подойдет на подмогу конный отряд под командой генерал-майора Лорис-Меликова, родного брата командующего Карсским фронтом.
Ждали, ждали…
– Нет отряда, – говорили офицеры, – надо идти без него!
Два молодых юнкера уехали в горы поразмяться.
Прискакали обратно, радостно крича:
– Идет, идет… Иде-ет, господа!
– Что идет?
– Пыль идет!
Проверили: в бинокли было хорошо видно, как в направлении Баязета, клубясь и отливая на закате багровым светом, тащилась через степную долину полоса пыли.
– Вот вам и Лорис-Меликов, – обрадовались офицеры. – Даже мимо нас проскочил, настолько торопит свою конницу.
Калбулай-хан двинул свою колонну тоже в сторону Баязета, и это стало известно туркам среди ночи. Вот тогда-то в городе и началось то странное перемещение турок, которое заметил Клюгенау. В крепости о приближении выручки ничего не знали и не совсем понимали, что происходит к городе. Около восьми часов утра раздался рев сигнальных рогов, началась бомбардировка цитадели…
Одно из ядер жахнуло прямо в колесо лафета, разбрызгав сухую древесину в мелкие щепки, и проделало рикошет, каких Потресов еще никогда не видел в своей жизни. Ядро стало набирать высоту вертикально, быстро уменьшаясь в размерах, потом с воем пошло на снижение к той же точке падения. Потресов вовремя отскочил, чем-то горячим двинуло его в поясницу, и майор ничком сунулся в землю.
Вокруг завопили сразу несколько голосов:
– Майора убило… Братцы, старика нашего!
Потресов поднялся, со смехом отряхнул ладони:
– Да нет, пинка только под зад получил… Тащи новое колесо, давай лафет подымать будем!..
В городе грозно бухали барабаны, скрипуче выли рога – передвижение турецких и курдских таборов продолжалось. С фасов было хорошо видно, как угоняются по Ванской дороге гурты скота, тащатся длинные караваны верблюдов и буйволов, впряженных в арбы, шагают куда-то женщины и дети.
Старик Хренов закрестился:
– Никак покаялся турка? На богомолье пошел…
Ватнин, раздувая широкие ноздри, стоял на самом краю фаса, жадно всматривался в непривычную сутолоку города. Вокруг есаула жужжали турецкие пули, и Трехжонный крикнул:
– Сойди вниз, сотник! Стреляют…
– Я и сам вижу, да лень слезать.
– Да ведь пулями стреляют!
– Вестимо, не огурцами… – Есаул спокойно досмотрел эту картину сумятицы в стане врага, спустился в каземат. – Ну, станишные! Бочку чихиря ставлю, если ошибся… А выходит по всему так, что переполох у турка великий! Не иначе как подмога идет…
Неожиданно прекратился обстрел цитадели, и санитары с мортусами разнесли, согласно правилу, по местам очередные жертвы: раненых – на перевязки, мертвых – на погребение. Близился полдень, жара усиливалась, камни дышали жаром. Земля трескалась под лучами солнца, и люди дивились на персов:
– Ну и народ! Жужжат себе знай и даже пить не просят!
Карабанов встретил во дворе Штоквица, ругавшего ездовых.
– Подумайте, – поделился он с поручиком, – совсем уж распустились… Спали и не слышали, как у них лошадь зарезали. Чиркнули по шее в самую жилу и, конечно, выпили кровь. Я зашел, вижу – лежит конь, словно тряпка!
Карабанов приложил руку к фуражке:
– Какие будут у вас ко мне приказания на сегодня?
– Только одно – выстоять!
– Постараюсь, капитан…
Он повернулся, чтобы идти к своей сотне, и в этот момент тягуче и торжественно прокричали с минарета:
– На-а-аши-и… иду-ут!..
3
Давя друг друга в тесных переходах, хохоча и плача от счастья, кинулись защитники Баязета к северным бойницам, чтобы посмотреть, хоть глазком одним глянуть.
– Наши! Братцы, наши идут!..
Ватнин схватил в обнимку священника:
– Батька, то наши, сердцем чуял!
Отец Герасим грубо и раздраженно выругался:
– Не верю уж… То видение лишь одно бесовское, какое в пустынях бывает. Бредите вы все!
И солдат Потемкин тоже бранился:
– Головопятые вы! Эка, обрадовались… Да откуда нашим-то быть? Тер-Гукасов, сами знаете, армян в горы увел…
Исмаил-хан опять появился среди двора на своем Карабахе, и нервный жеребец, горячась, торопливо выкатывал из-под хвоста круглые катыши. Штоквиц рвал за ворот трубача.
178 
