95 
С лошадьми действительно было туговато. Иногда впрягались и бабы – по три, по четыре. Мышецкому было стыдно перед этими немцами, да что поделаешь!
– Тут и лошадь не возьмет, – сказал один колонист другому, и Сергей Яковлевич расслышал это.
– Убирайтесь отсюда прочь! – крикнул он по-немецки. – Лошадь не возьмет, а русская баба – возьмет…
Попыхивая трубками, немцы отодвинулись.
Священник шел вдоль свежего поля, брызгая святой водицей.
– Бог в помочь, – сказал он и загасил ладан в кадиле.
Карпухин кинул пиджак на траву, поплевал на руки, примериваясь к сохе.
– Ну, бабы, – сказал он, не унывая. – Я работящий…
Бабы низко присели, выкинув вперед худые жилистые руки.
Со стоном рванули плуг, и лемех, с хрустом резанув целину, вдруг отворотил черную сытую мякоть.
Отвалилась набок первая глыба, пронизанная жилками червей и сочного перегноя.
– Пошла, пошла, – приналег на сошки Карпухин.
И бабы, пригнувшись к самой земле, повели первую борозду.
Россия – великая и обильная – тронулась своим извечным путем.
Мышецкий с улыбкой, побледнев лицом, повернулся к немцам.
– Взяли! – сказал он по-русски.
Глава седьмая
1
Забрела в Уренск жалкая цирковая труппа, в которой почти все актрисы находились в интересном положении. («С икрой бабенки!» – сказал о них Чиколини.) Атрыганьев, очевидно, из жалости уступил им свой громадный сарай, громко именуемый губернским театром.
Вскоре и Влахопулов вернулся к своим обязанностям, снедаемый жаждою впечатлений. Просто – засиделся в своем Заклинье; две француженки, взятые им напрокат до весны, укатили от него в Нижний Новгород на ярмарку, винный погребок истощился. В губернии вроде бы все налаживается – пора уж и «выздороветь». Дела, так сказать, требуют!
Благодаря военному времени и близости Уренска к восточным границам пост его был временно приравнен к генерал-губернаторству, – свято место, почетно и кляузно. Дай-то бог совладать!..
– Ну, много тут без меня накалечили? – спросил он Сергея Яковлевича с благодушной грубоватостью.
Мышецкий сдал ему дела, заставил подписать некоторые бумаги, что Симон Гераклович тут же и сделал – не читая.
– Жарко, батенька, становится, – сказал губернатор, отбрасывая перо. – Поскорее бы уж… Боюсь я, как бы земляки опять какого-нибудь масона вместо меня не подсадили! Пора уж, пора и на покой мне. Изъездился я по разным губерниям.
Как выяснилось, оговорка Влахопулова о таинственных масонах не шутка: при полной политической безграмотности, Симон Гераклович считал, что никаких партий в России не существует, но со времени восстания декабристов в стране действует могучая масонская организация.
– Масоны, батенька мой, – серьезно подтвердил Влахопулов, – всюду масоны, и нету от них никакого спасения. И командуют ими из Кронштадта – я все знаю…
Так рассуждал крупный сановник.
Так рассуждали тогда многие сановники…
По вечерам телеграф губернии был занят: Влахопулов, за казенный счет, отстукивал по линии слезливые просьбы ускорить ответ из сената – быть ему в столпах государственности или не быть?
– Почти по-гамлетовски, – смеялся Мышецкий. – Быть или не быть?..
Сам он в эти дни служил с ленцой, по-дворянски. От бумаг важных нарочито отпихивался – мол, несите их к Влахопулову, как он скажет… а я что? Только, мол, вице! Пропускал через свой стол большие дела хозяйственные да городские: вот перила на мосту шатаются, вот пожарные рукава прохудились, молодцы с Обираловки опять разбоями грешат…
Слушал князь, как за стеной чиновники – удивительно глупо – рассуждали о конституции.
Иногда стучал в стенку:
– Хватит, господа! Нельзя же договариваться до абсурда…
Сейчас Мышецкого сильно занимала одна фигура в губернском распорядке, а именно – дальнейший ход Конкордии Ивановны. Неужели возле Мелхисидека произойдет смена фигур?
И неужели (нет, нет, не может быть!) Додо рискнет на эту замену?
Женщины всегда, еще задолго до эмансипации, играли большую роль в русской провинции. Криво, косо, лицом, походкой, капризами, слезами – чем угодно, но «подруги» губернаторов (титул негласный) всегда украшали собой хмурые горизонты Российской империи.
Иногда заводились сразу две «подруги» – это зависело уже от темперамента начальника. Порою же одна примыкала к губернатору, другая – к вице-губернатору. Случалось, что вице-губернатор заступал на пост губернатора, следовало некоторое перемещение «подруг», и тогда заваривалась такая катавасия, что правительствующий сенат годами не мог расхлебать этой каши. В таких случаях обычно поверх вороха кляузных бумаг писалось спасительное: «В архив» – и «подруги» разбирались сами…
95 
