Извилистые улочки близ Форума были полны народа — шумные толпы двигались неведомо откуда и куда, до отказа заполняя тесное пространство, так что временами можно было продвигаться вперед, лишь вплотную прижавшись к стенам домов. Слышались беспорядочные неистовые крики веселья и восторга, перемежавшиеся воплями «Слава Цезарю!». То тут, то там давали представления фокусники, шуты и мимы, звучали флейты и кифары, на каждом шагу торговали всякой всячиной — пирожками, колбасами, фруктами, вином.
— Похоже на Сатурналии, — сказала одна из спутниц Тарсии, Луцилия. — Вы не находите?
— Да, — ответила другая, тогда как Тарсия призналась, с любопытством глядя вокруг:
— Я еще не была ни на одном празднике.
— Ни на одном?! — изумились девушки. — Но ты почти два года живешь в Риме!
— У меня не было желания выходить, — сказала Тарсия и больше ничего не прибавила.
День стоял чудесный, солнечный свет был не жарким, а очень мягким, золотистым; золотою казалась и пыль, поднявшаяся над улицами от оживленного движения. Девушки постоянно останавливались, чтобы посмотреть различные представления, и потому не скоро добрались до берега Тибра.
Воздух был наполнен гулом реки, поблескивающей и искрящейся на солнце. Тарсия чувствовала себя удивительно хорошо, слившись с толпой, которая дружно пировала на общем празднике. Девушкам дали место за столом, и они принялись за еду; их чаши то и дело наполнялись вином, в основном, дешевым сабинским. Насытившись, люди затевали игры; где-то слышалось пение и щелканье кастаньет — народ развлекали знаменитые танцовщицы-гадитанки.
Вскоре вторая спутница Тарсии, Гликерия, принялась уговаривать подруг пойти в гости к своей тетке, которая была кухаркой в семье богатого торговца и жила где-то на Эсквилине.
— Вы не представляете, какие вкусные пирожки и медовые лепешки она печет! — говорила девушка.
Луцилия расхохоталась:
— Неужели ты не наелась?!
Но она согласилась, как и Тарсия, которой не хотелось возвращаться домой в одиночку, пробираясь сквозь такую толпу. Разумеется, они не скоро добрались до места и просидели у старухи, в самом деле накормившей девушек и лепешками, и пирожками, часа два. В результате Гликерия осталась ночевать у тетки, а Луцилия и Тарсия отправились домой, когда совсем стемнело. Несмотря на поздний час, на улицах было еще шумно, кое-где вспыхивали алые цветки факелов, местами на тротуарах валялись те, кто чересчур усердно предавался возлияниям. Луцилия весело смеялась.
— Если в кои-то годы отпустили погулять, то надо как следует развлечься! — говорила она.
Однако Тарсия начала ощущать некоторое беспокойство. Вечернее небо затянули тучи, подул прохладный ветер, и девушка дрожала в тонкой шерстяной тунике — ее разгоряченное вином тело охватил озноб; пытаясь согреться, она обняла плечи руками. Она понимала, что в бесконечном и по большей части беспорядочном шествии народа они смогут добраться до дома только под утро, что, казалось, вовсе не тревожило Луцилию. Впрочем, последнюю не взволновало и другое: на одной из улочек за ними увязались три подвыпивших солдата в коротких плащах цвета темно-золотистой шерсти испанских овец, с перекинутой на одно плечо полою; под плащами виднелись воинские доспехи. По какой-то причине они не нашли себе подруг во время нынешнего праздника и теперь обрадовались, встретив двух одиноких девушек. Одному из них приглянулась Луцилия, и он пошел с ней вперед, а двое других взялись сопровождать Тарсию.
— Это настоящие волосы? — развязно произнес первый, протягивая руку к ее прическе. — Рыжие, как сосновый лес!
Тарсия оттолкнула его пальцы, и тогда второй сказал:
— Если ты немного развлечешь нас, мы дадим тебе денег. Тарсия остановилась. Страх и стыд охватили ее с такой силой, что к горлу подступила дурнота. Все же она попыталась успокоиться и произнесла как можно тверже:
— Я не из тех, кто служит Венере за деньги. Проклятие богов падет на ваши головы, если вы тронете бедную девушку…
— Что тебе стоит уступить нам ради такого праздника! — развел руками солдат, а второй сказал:
— Она не понимает, как сильно воины великого Цезаря истосковались по женской ласке! — Потом прибавил: — Напрасно мы отпустили ту, другую, сдается, она была сговорчивей!
— Ладно, оставим ее Лаврению. А у этой все равно получим свое.
Напрасно Тарсия окликала Луцилию, безнадежно затерявшуюся в лабиринте улиц, — солдаты подхватили ее под руки и увлекли в пустынный проулок. Там один схватил девушку сзади так, чтобы она не могла сопротивляться, а второй принялся срывать с нее одежду. Тарсия отбивалась, но силы были явно не равны. Когда девушке все-таки удалось укусить одного из обидчиков, она тут же получила такой удар, что едва не лишилась чувств.