Лёгкий, ненавязчивый романчик 
53 
— Да, именно так, Алексей Петрович, — подтвердил полковник Рябко.
Кабинет, где они беседовали, выглядел довольно дико как на непривычный взгляд.
С наскоро побеленного потолка свисала электрическая лампочка в помятом жестяном абажуре. Со стен скалились вытертые барельефы изображавшие, видимо, «хтонических чудовищ» (всплыло в голове у Алексея читанное когда-то определение).
Рама в стрельчатом окне стояла как-то косо, и в щели ветер задувал пыль.
И чуть ли не треть кабинета занимал квадратный трещиноватый стол, изукрашенный довольно грубой резьбой. Именно за этим столом и сидел его собеседник — полковник КГБ Василий Рябко (так значилось в предъявленном им документе).
— Но почему именно я? — только и пожал плечами Алексей.
— Объясню, Алексей Петрович, — с готовностью кивнул полковник. — Видите ли, среди наших сотрудников, чьи кандидатуры мы рассматривали, у вас, пожалуй, лучшие способности к овладению чужими языками. К тому же вы отличаетесь тем, что, так сказать, не замыкаетесь в своей профессии, и обладаете, не сочтите за лесть, весьма и весьма широким кругозором. Ваша работа по сравнительной мифологии заслужила самую высокую оценку специалистов, причем надо учесть, что образование у вас непрофильное, скажем так. А тот эпизод, когда вы нашли неизвестный город совершенно неизвестной цивилизации в Бразилии, тем самым подтвердив кое-какие гипотезы? Жаль, что пока мы не можем…
— Я не уверен, — поправил Костюк. — Меня тогда зверски трясла лихорадка, а кроме того, я был обколот промедолом из-за раны в плече. Возможно, это мне привиделось в бреду.
— Не скромничайте, товарищ капитан. Наконец, ваша работа на Багамских островах, в археологической экспедиции профессора Джонсона просто выше всяческих похвал…
— Как археолога или по основной специальности? — с улыбкой осведомился Алексей.
— И в том и в другом качестве, — улыбнулся в ответ Рябко. — Ведь где искать основные руины вычислили именно вы, в то время как все, включая профессора, упорно ныряли на Бимини.
— Но задание-то я не выполнил…
— Ну, это не ваша вина. Кто ж знал, что ваш шеф, эта сволочь Сорокин сдаст в ЦРУ всех, с кем был на связи? Но ваше исчезновение было великолепно организованно. Между прочим, Джонсон до сих пор скорбит о гибели Драгутина Джукановича, считая, что в его, то есть в вашем, лице наука потеряла будущего великого археолога. Кстати, а как вы считаете, они действительно нашли остатки Атлантиды? Ну, я имею в виду эти руины?
— Сложно сказать, — пожал плечами капитан, и лицо его неуловимо изменилось, как будто он подумал о чем-то, что доставило ему затаенную радость. — До конца не ясно, город ли это вообще?
— Ну, не скромничайте, — повторил Рябко. — Вы один из лучших специалистов, а в этом деле как раз и нужны самые лучшие. К тому же ваше задание имеет не только так сказать, оперативное, но и научное значение — так что если вдуматься — дело как раз для вас.
Так что — давайте, учите язык, и отправляйтесь. Как говорится — Родина ждет, товарищ капитан.
Ладно, приступаю прямо сегодня, — поднялся капитан.
Рябко проводил его взглядом, мысленно вздыхая, и не зная — то ли сочувствовать молодому разведчику, отправленному на такое задание, то ли завидовать ему. Ведь парню предстоит дьявольски сложное дело — в одиночку, без современного оружия и без связи, без всяких новомодных штучек вроде мини-раций и скрытых фотокамер, пройти как минимум шесть окрестных стран, дойти до почти неизвестной империи Эуденноскариад, и вернуться, по возможности другим путем.
Для такого дела людей найти очень трудно — фактически в их распоряжении был лишь капитан Алексей Ефимович Костюк, с его необычной памятью и как написано в личном деле — «выдающимися языковыми способностями».
А еще — человек записанный во всех ориентировках контрразведок «потенциального противника» в числе самых опасных — потому что оказался предан собственным шефом.
Что делать — специфика работы спецслужб такова что предают обычно не лейтенанты и капитаны с майорами, а полковники и генералы.
Не потому ли что такие вот как этот капитан не выходят в чины?
Рябко вздохнул. Он еще раз прокрутил в памяти досье на разведчика, из которого следовало, что кроме научных и лингвистических способностей, он еще имел склонность к стихосложению. И писал не только всякую там лирику и прочее, а еще и сатиру.
53 
