Пропадавший неизвестно где почти целых два дня ревизор наконец-то соблаговолил появиться в Гердосе, но выбрал для посещения не самое удачное время. Поскольку дело было уже к ночи, караульные отказались пропустить отряд в казармы и, возможно, опрометчиво произнесли несколько просторечных, нелестных фраз в адрес верительной грамоты и ее предъявителя. Расправа была быстрой, охранники, не покидая седел, преподали часовым урок хороших манер. На шум сбежались солдаты, королевский чиновник предъявил офицеру документ с королевской печатью и потребовал немедленно сопроводить его к коменданту. Ультимативное требование высокого гостя было тут же удовлетворено, а почувствовавший себя оскорбленным и ничтожным капитан стал вымещать свою злость на сопровождающих.
Хоть у полковника Штелера и не было опыта придворного, но двадцать пять лет службы в армии способны научить многому. Когда двери кабинета распахнулась, комендант встретил высокого гостя в парадном мундире, при всех орденах и с самой обворожительной из своих казенных улыбок. Не стоит и упоминать, что количество яств на столе возросло, в кабинете появились второе кресло, свечи, пара растрепанных музыкантов и самые лучшие столовые приборы.
– Пшли во-о-он! – взревело ворвавшееся в кабинет чудовище двухметрового роста и швырнуло облепленный грязью мокрый плащ на спинку одного из лучших во всей колонии кресел.
Музыканты быстро смекнули, что приказ относится именно к ним, и поспешно ретировались. Двое солдат за спиною приезжего тоже поспешили удалиться на безопасное расстояние. Они были свидетелями инцидента во дворе и, в отличие от коменданта, знали, что часовых покалечил разъяренный великан, а не его молчаливые, вполне безобидные охранники.
– Что за бардак?! Дороги – дрянь, городишко – тифозная деревуха! Укрепления ни к черту, солдаты – быдло, а их командир спесивый болван! Если б не устав, и ему пару раз по харе заехал бы! – прорычал ревизор, протягивая коменданту потрепанный, замусоленный конверт, из которого торчал краешек верительной грамоты.
Полковник Штелер обомлел и даже не сразу принял из рук великана конверт. Все ревизоры поначалу недовольны и громко кричат, этим коменданта было не удивить. Манеры ревизора оставляли желать лучшего, но сей удручающий факт тоже был делом привычным. Вынужденные держать себя в строгих рамках приличий, королевские чиновники обычно пускались во все тяжкие, как только покидали пределы столицы. У них сразу за спиной вырастали крылья значительности, а на груди появлялась табличка: «Важная особа из Мальфорна». Полковника шокировало нечто другое, куда более важное и совершенно не соответствующее ситуации – лицо ревизора и его одежда. В голове Штелера даже промелькнула мысль, что перед ним разбойник и мошенник, ограбивший должностное лицо и завладевший его бумагами.
Широкие скулы и лоб, короткая поросль седых волос и длиннющие усы, какие носили на юге Геркании лет сто назад, если не ранее. Руки землекопа со сбитыми до мозолей костяшками; бугры мышц, казалось, разрывающие непрочную ткань одежды. Опаленные брови и поперечный шрам на правом виске – след от едва не убившей картечи. В лице приезжего не было ни капли благородства, ничего, что указывало хотя бы на недолгую службу при королевском дворе. Одежда ревизора заслуживала отдельного внимания, это был видавший виды мундир обычного пехотного майора, кажется, керборского полка. На боку болтался не меч, не изящная, парадная шпага, а массивный пехотный бастард с местами проржавевшей, не чищенной лет пять рукоятью.
Пока комендант вертел в руках бумаги и смотрел на гостя примерно так же, как ученый рассматривает новый вид бабочки, пехотный майор плюхнулся в кресло и стал быстро уничтожать запасы съестного, причем деликатесами, салфетками и столовыми приборами он пренебрег. Нежный слух полковника был многократно оскорблен чавканьем, постаныванием, порою и звериным рыком, а именно в те моменты, когда посетителю не удавалось с первого раза оторвать зубами от кости особо жилистый кусок мяса.
Полковник Штелер уже открыл было рот, чтобы призвать к порядку разнузданного нахала, а затем крикнуть стражу и арестовать самозванца, но великан, для которого комендант при всем желании не мог подобрать иных слов, как «животное» и «мужлан», вдруг оторвался от еды и испепелил его суровым взглядом.
– Чего бумагу даром мусолишь?! Ты ее почитай! – произнес пехотный майор, как будто угадав мысли старшего по званию.