Дженнет Свидлхэм ахнула и всплеснула руками. Так она и знала — добром похождения Свонн не кончатся, влипнет она по самые уши, если Уллин Макферн хотя бы заподозрит неладное. Так и вышло.
— Даррен, — обратилась она к жене Джона, того самого, которому выпала участь сторожить Свонн, — как же это вышло? Чувствовала я, что беда близка… Наш-то с самого утра ходит злой, как вепрь… Ни слова не говорит — все молчит… Но такого не ожидала.
— Не знаю, как, — пожала плечами расстроенная Даррен. — Знаю только, что наш вчера вернулся тайком — никто его не видел — и караулил Свонн до самого ее возвращения. Потом они долго ссорились у черного входа, а после наш позвал Джона и приказал ему запереть Свонн в комнате до самой свадьбы. Джон отказался, а наш пригрозил, что оставит его без работы. Тут Свонн, дай Бог ей здоровьичка, подмигнула Джону — дескать, не лезь на рожон. Тот ее и запер.
— Надо бы к ней зайти, — задумчиво произнесла Дженнет.
— Надо, — Подтвердила Даррен. — Только когда нашего не будет. Джон тебя пропустит. Наш-то строго наказал никого к ней не впускать и ее не выпускать. Бедняжка даже по нужде должна теперь ходить с провожатым…
— Кошмар-то какой! — всплеснула руками Дженнет. — Да, не ожидала я, что Уллин Макферн дойдет до того, что дочь родную запрет, как пленницу какую…
— Ш-ш-ш! — прошипела Даррен и приложила палец к губам. — У нашего слух, как у зверя.
— Пусть слышит! — возмутилась Дженнет. — Я и сама к нему пойду и скажу… Я с детства Свонн вместо матери. Как ее родная-то померла, царствие ей небесное, так я со Свонн и вожусь. Что я, права, что ли, не имею, заступиться за свою девочку?
— Так-то оно так, — закивала головой Даррен. — Только не ходи к нему сейчас. Злой он, как черт, сама же видела… Рассчитает ненароком. Он у нас вспыльчивый — с горячей головы все может учудить.
— Верно… Да уж больно я хочу сходить к моей бедняжке…
— Дождись его отъезда. Не век же он будет здесь сидеть… А там и свидишься. Слушай, — в зеленых глазах Даррен сверкнули огоньки любопытства, — а кто тот кавалер, за которого ей досталось?
Дженнет огляделась по сторонам, словно в кухонных шкафах могли затаиться лишние уши, и таинственно зашептала:
— Только одно тебе скажу: без роду, без племени — наш его и за человека не посчитает — и даже не шотландец…
— Да, туго девочке придется, — покачала головой Даррен. — Нашему только шотландца подавай. Да и то не всякого — только родовитого. Как молодой Коннен Лин.
— Сердцу не прикажешь… Древняя мудрость, но до чего верная. Так и Свонн — полюбила, и все тут. Что теперь поделаешь? Только за Конненом ей не бывать, помяни мое слово. Макферны народ упрямый. И Свонн упрямая — может, еще упрямее отца. Нашла коса на камень!
— Да уж…
В коридоре загрохотали тяжелые шаги Уллина. Женщины отпрянули друг от друга и испуганно разбежались в разные углы кухни. Не то чтобы слуги считали Уллина Макферна («нашего», как они называли его между собой) тираном и деспотом, просто все отлично знали его характер. Если Уллин был зол, что бывало редко, но страшно, на глаза ему никто старался не попадаться. «С горячей головы» Уллин мог сделать все, что угодно: перебить всю посуду, рассчитать виноватого, пусть и хорошего слугу (а потом сокрушаться, что ему нет замены), растоптать в саду розы, посаженные заботливой рукой садовника… В гневе Уллин был страшен, и об этом знали все. Если раньше его могла остановить Свонн, которую он все-таки слушал даже в таком состоянии, то теперь заступнице самой требовалась зашита…
Прислуга Уллина так и не смогла забыть тот день, когда их хозяину надерзил маляр, пришедший красить беседки в саду. Ссора началась на пустом месте: Уллин попросил выкрасить беседку в красный — он очень любил этот цвет, — а маляр заявил, что это будет выглядеть безвкусно, потому что и поместье, и, соответственно, сад выполнены в стиле, не слишком-то сочетающемся с красным цветом. В общем, маляру бы промолчать, а не выказывать свои дизайнерские таланты, и все бы обошлось. Но парень оказался нрава независимого и упрямого и полез в жаркий спор с самим Уллином Макферном, отпустив в адрес последнего несколько крепких словечек. Через несколько минут парнишка-маляр, перепуганный до смерти, мчался к воротам поместья с криками о помощи. А следом за ним, грохоча башмаками, мчался Уллин Макферн с дедовским ружьем, до сего дня спокойно висевшим на стене в гостиной. Слава Богу, парнишка успел выскочить в ворота, торопливо открытые садовником, иначе Уллин пристрелил бы его, как зайца. Раздосадованный тем, что «проходимец» удрал безнаказанно, Уллин отыгрался на краске, которую маляр с перепугу оставил: изрешетил все банки, стоявшие у беседки.