64 
Они сидели в небольшой монастырской пристройке, где Эмма обычно ночевала с кормилицей и дочерью во время пребывания в Святом Губерте. Мумма кормила грудью Герлок, и настоятель стыдливо отворачивался. Но когда Эмма брала ребенка на руки и та, зевая, блаженно покоилась на руках матери, Седулий подсаживался рядом, разглядывал девочку. Обычно общительная и улыбчивая, малютка не проявляла к аббату ни малейшего интереса.
– Герлок, – говорил Седулий. – Странное имя. Почему вы не зовете ее христианским именем Адель?
Эмма ответила не сразу, помассировала малютке спинку, уложила на мягкие овчины ложа.
– А разве немало крестьян в вашем приходе зовут детей как им вздумается, а не тем именем, какое давалось им у купели?
– Но одно дело эти черные люди, другое – вы. Добрая христианка не должна придерживаться старых крестьянских обычаев. Да и Герлок звучит как-то странно. Варварское имя. – Он выждал паузу. – Кто же все-таки ее отец?
Он задал этот вопрос впервые. Но Эмма ждала его и давно мысленно отрепетировала ответ. Она никогда не откроет никому тайну, что отцом этого дивного создания, ее дочери, является герцог Нормандский, завоеватель с Севера – Роллон. Он отверг их, и теперь тайна отцовства Герлок навсегда исчезнет в обиде Эммы. Выдав же ее за наследницу герцога Ренье, она тем самым сделает ее своей законнорожденной дочерью, принцессой Лотарингии. И она так и сказала об этом Седулию, сказала, глядя прямо в его зеленоватые глаза. Не дрогнув, солгала. Таким образом она возвысит свою дочь в глазах аббата, и он, бывая в том большом мире, от которого она отрезана склонами Арденн, может рассказывать, что у Ренье есть еще один ребенок – законная дочь. И если эта весть дойдет до Длинной Шеи – на скрытного Эврара, несмотря на его обещание, она почти не рассчитывала, – то однажды для нее вновь откроется путь в круг сильных мира сего, и она вернет Герлок положение принцессы Лотарингии. Ее дочь не должна одичать в этой глуши!
Сразу после Рождества ударили сильные морозы. Даже старожилы не могли припомнить таких холодов. После неурожайного года это было особенно тяжело. Теперь весь мир словно был скован холодом, люди жались к теплым очагам, кутались в шкуры. Эмма прекратила поездки в аббатство, так как везти Герлок через лес по такому морозу было опасно, но чтобы оставить дочь и ехать самой, ей даже мысль не приходила. И она сидела в усадьбе, занимая себя работой, много ткала, шила, чесала шерсть.
Мороз все не спадал. Даже ручей в долине покрылся льдом, и долго приходилось долбить лунку, чтобы добраться до воды. Погода стояла ясная, но каждый последующий день словно становился холоднее предыдущего. Люди стелили в хлевах хвойные ветки, чтобы скотина не примерзала к настилу, но живность явно страдала от холода. Было ясно, что собранного корма не хватит. С продуктами тоже стало плохо, экономили каждый кусочек съестного. И хотя в усадьбе не было пусто в клетях, Ренула ворчала, когда Эмма делилась съестным с приходившими из леса дикими людьми. Но у Эммы с рождением Герлок словно какая-то корочка сошла с сердца, и она стала до боли восприимчива к чужим страданиям.
Ночью мороз становился просто невыносим, запасенных дров не хватало, и хотя жителей лесов это не пугало, но теперь они стали суеверны. Говорили, что древняя богиня Ардонна разгневана на людей, раз те забыли ее ради Иисуса Христа. Смеют ли они просить ее о дарах – дичи, топливе, корме для скота, – когда они сами так редко вспоминают ее? И разве подобные холода не гнев богини на забывших ее людей? Люди стали опасаться ходить в чащу, особенно после нескольких несчастных случаев – одного из лесорубов привалило деревом, еще двоих ушедших на охоту нашли замерзшими возле самого подхода к селению.
– Ардонна не хочет делиться своими богатствами. Ей нужна жертва – ребенок!
Эмма открыто восставала против подобного суеверия. Ей даже пришлось обойти все маленькое селение и припугнуть наказанием, если хоть кто-то осмелится отнести ребенка в лес.
Ребенка!.. Она не могла себе и представить, что какая-то женщина может добровольно пойти на принесение в жертву своего дитяти. Но, как ей рассказали, такие случаи бывали. И Эмма содрогалась. Засыпая, брала Герлок в постель, чтобы греть ее своим теплом. И все же, когда у девочки началась огневица, едва не сошла с ума от страха. Она слыла отменной врачевательницей, но когда на седьмые сутки у малютки не сошел жар, едва не поддалась панике.
64 
