Да.
Срывайся и беги, потому что, когда Фол хрипнет, ему надо верить.
II. MENUETTO
На лестничной площадке раздался гулкий топот множества ног — я слышал его отчетливо, стоя у смежной с подъездом стены, — резкий выкрик, похожий на команду, грохот, лязг металла… «Похоже, сегодня день выносимых дверей», — мелькнула судорожная мысль, и почти сразу в голове стало пусто, а в квартире тесно.
Пятнистые комбинезоны с меховыми воротниками, засыпанными тающим снегом, вязаные шапочки-капюшоны с кругдыми прорезями для глаз и рта, отчаянный скулеж моего пса, ударенного в брюхо носком кирзового сапога. «По какому праву?..» — это Фима, а Ритка молчит, что само по себе удивительно, и Фима уже молчит, захлебнулся и смолк, а плечистый мужик толкает меня в грудь и ревет быком: «На пол! Все на пол, лицом вниз!» Ложусь на пол послушно, даже угодливо, рядом падает Идочка, грудью тесно прижавшись к моей щеке, и при других обстоятельствах это мне могло бы понравиться, но сейчас я не слишком хорошо представляю, что могло бы понравиться мне настолько, чтобы…
Нет, героя из меня не получится.
Этакого рубахи-парня, прошедшего огонь, воду и медные трубы, способного плавать в любых обстоятельствах, как карп в пруду, и при помощи зубочистки расправляться с агрессией… нет, не получится.
Это уж точно.
— Будьте любезны, поднимитесь.
—Я?
— Ну разумеется, вы.
Поднимаюсь.
Вместо маски-шапочки передо мной обычное человеческое лицо: круглое, добродушное, щекастое, совсем не страшное, голубые глаза улыбаются, сопит заложенный с мороза вздернутый нос, оттаивают рыжие усы щеточкой, и единственное, что портит общую приятность, — полковничья форма.
Если не задерживаться на лице и опустить взгляд.
Лицо парит над формой, над звездчатыми погонами, как воздушный шарик над тяжелым танком.
И Михайло-архистратиг на петлицах: крылач с воздетым мечом.
Ритка в «Житне» что-то говорил о полковнике с такими петлицами… спецназ, архистратиги, прозванные в народе сперва архаровцами, а там и просто архарами — для краткости.
— Имеет ли смысл спрашивать: вы Залесский Олег Авраамович? — смеется воздушный шарик, собирая морщинки-трещинки в уголках нарисованных глаз.
Пожимаю плечами.
Наверное, не имеет.
— В таком случае, соблаговолите одеться и проехать с нами.
— Я… я арестован?
— Скажем иначе: вы задержаны. Для выяснения некоторых интересующих нас обстоятельств. Или вы предпочитаете быть арестованным?
Я не предпочитаю.
Архары в комбинезонах грязными снеговиками застыли по углам комнаты, поигрывая длинными дубинками с маленькой поперечной рукоятью. Я иду одеваться, вижу до сих пор лежащих на полу Ритку и Крайца, над ними стоят трое, курят и лениво стряхивают пепел в любимую мамину вазочку, а тетя Лотта скорчилась на кухне в кресле и трясется мелкой дрожью — сделали-таки старушке послабление, не ткнули мордой в паркет, пожалели… Рукава какие-то узкие, жестяные, я никак не могу попасть в них, Идочка помогает мне с разрешения доброго полковника, шарф тычется мохеровым ворсом в рот, и это неприятно, но запахнуться по-человечески почему-то не получается, пока полковник не выходит в коридор и не командует поднимать задержанных и вести вниз, в машину.
Идем по лестнице.
III. GIGUE
На улице светло-светло, тысячи разноцветных искр весело гуляют по сугробам, оттесненным работящими дворниками к самому краю тротуара. Прогуливающая толстого карапуза мамаша аккуратно обходит нас и шествует дальше как ни в чем не бывало, а ее пацан все оборачивается, все смотрит на странных дядей, блестит глазенками из вороха пуховых платков — ну интересно ему, ему сейчас все интересно, в отличие от меня!
Пацану влетает по попе, и дяди больше не занимают его воображения.
Забавное дело: ведь сто раз придумывал, как главный герой попадает в переделку — и сразу все понимает, сразу ориентируется в обстановке и начинает действовать: этому пяткой в глаз, тому кулаком по шапочке, потом заячьей скидкой в подворотню и заборами, проходняками, мусорками…
Куда?
Зачем?
Может быть, я не главный герой? Второстепенный кинется заячьей скидкой — а ему даже и не пулю в спину, а сапогом в задницу! Лежи, козел второстепенный, сопи в две дырки и не рыпайся, пока солидные персонажи делом занимаются!
Только тут я соображаю, что у ворвавшихся ко мне ребят на поясах висят массивные кобуры; и предположение, что там они держат соленые огурцы под закусь, не кажется мне убедительным. Значит, не подставка; значит, власти. Раз легальные стволы; раз Те не берут пятнистых за душу — значит, у пятнистых все в полном порядке. Это у меня не в порядке. То стариков больных невесть кому отдаем, то на следовательские ножки заглядываемся, письмишки странные на унитазе читаем, с исчезником по сортирам душевно беседуем, а вот еще и задержанным нам быть не нравится, странные мы люди, однако…