Особенно,... 
62 
Профессор все еще дремал, когда, ближе к вечеру, Габриэла наконец уехала домой, чтобы принять душ, переодеться и рассказать остальным, что происходит. Собственно говоря, никаких особых новостей не было: врач, совершавший обход, сказал ей, что состояние больного вроде бы стабилизировалось и что в ближайшее время ухудшение вряд ли возможно.
Уходя, Габриэла поцеловала профессора в щеку, но он даже не пошевелился. Она решила, что мистер Томас наконец-то крепко заснул. Это слегка ободрило ее, и по дороге домой она твердила себе, что профессор непременно поправится. Он сильный человек и будет бороться за жизнь, помогая врачам. Именно эти свои чувства она постаралась передать остальным пансионерам, которые с нетерпением ждали ее возвращения.
Услышав эти новости, миссис Розенштейн тотчас же засобиралась в больницу, чтобы тоже навестить профессора. Мадам Босличкова с воодушевлением заговорила о том, какой пищей следует кормить профессора, когда он вернется, и не пора ли уже сейчас закупать яблоки и другие свежие фрукты, чтобы отжимать из них сок и готовить протертое пюре. Каждый спешил высказать свое мнение по этому поводу, и в поднявшейся суматохе Габриэла не сразу заметила отсутствие Стива. Никто не знал, куда он ушел и когда вернется. Поднявшись к себе, Габриэла обнаружила на столе записку. Стив сообщал ей о том, что идет в Центральный парк — сыграть партию в теннис с одним знакомым, который обещал ему похлопотать насчет места. Эта записка еще больше подняла ей настроение. Габриэла как-то уверилась, что и у Стива дела наконец-то сдвинутся с мертвой точки, хотя, строго говоря, никаких оснований для подобного оптимизма у нее не было. Уже несколько раз Стив уезжал, чтобы посидеть в ресторане с «нужными людьми», но из этого так ничего и не вышло. Но сейчас Габриэла просто не хотела вспоминать об этом.
Войдя в ванную комнату, Габриэла включила душ и, стоя под его упругими, горячими струйками, снова задумалась о самом дорогом для нее человеке, который в это время боролся за жизнь в палате интенсивной терапии. Профессор был для Габриэлы больше чем другом, и она старательно отгоняла от себя мысль, что будет с ней, если она его потеряет. Вместо этого она рисовала себе радостные и счастливые картины, во всех деталях представляя возвращение профессора, раздумывала о том, что следует предпринять для его скорейшего выздоровления. Габриэла готова была сделать для него все, что только в человеческих силах, отдать до последней капли всю свою кровь, если понадобится. Бог послал ей этого удивительного человека, и Габриэла поклялась не допустить, чтобы Он забрал его теперь. Она считала себя в своем праве: Бог и так лишил ее всего, что было у всех обычных людей. Если бы профессор вдруг умер, она перестала бы верить в высшую справедливость.
Когда ближе к вечеру Габриэла снова приехала в больницу, мадам Босличкова и миссис Розенштейн как раз собирались уходить. Обе женщины были в слезах. Габриэла спросила, что случилось, и они рассказали, что профессору неожиданно стало хуже. Паралич правой стороны тела начал распространяться и на левую сторону, и профессор задыхается. Врачам снова пришлось подключить аппарат искусственного дыхания.
Это были тревожные вести. Когда Габриэла вбежала в палату, она сразу увидела, что профессору действительно стало хуже. Он выглядел крайне изможденным и очень усталым; черты его лица заострились, а лежащие на одеяле руки были совершенно неподвижны.
— Состояние профессора ужаснуло Габриэлу, но она постаралась собрать все свое мужество и заговорила с ним преувеличенно бодрым тоном.
— Мне сказали, что вы сегодня плохо себя вели, — промолвила она, садясь на знакомый желтый стул в изголовье его кровати. — Говорят, вы все время щиплете молоденьких сиделок за… мягкие места и не даете прохода медсестрам. Я от вас этого не ожидала, профессор, я считала вас воспитанным человеком…
Его глаза немного оживились, а потом взгляд профессора снова стал напряженным и мрачным. Но мистер Томас попыток приподнять руку и погрозить ей пальцем больше не делал. Аппарат искусственного дыхания не позволял профессору издавать никаких звуков. Габриэла вдруг осознала, насколько беспомощен сейчас этот человек и как близко он подошел к самому последнему пределу. Впрочем, она тут же сказала себе, что, несмотря на свой утомленный вид, профессор выглядит чуть менее бледным, чем раньше, В глубине души она понимала, что обманывает себя и что шафранно-желтый оттенок, появившийся на пальцах и на скулах профессора, не имеет никакого отношения к румянцу, который, случается, играет на щеках выздоравливающих.
62 
