36 
Миг, и все было кончено.
Дрова прогорели дотла. Поворошив пепел кочергой, Симон выковырял из золы спекшийся сгусток. Тот медленно остывал, тускнея и багровея. На всякий случай маг провел над ним рукой. Ничего. Никаких следов демонической сущности. Обычный жар раскаленного стекла. Тем не менее, следует запечатать эту пакость в бутыль и закопать где-нибудь за городом. Только не сейчас. Завтра. Он слишком устал.
А ему ведь еще выручать Карши…
Упав в кресло, Симон уронил руки на подлокотники, выточенные в виде драконьих лап. Левая рука издала отчетливый каменный стук. Маг поморщился. Прощальный подарок Шебуба то почти не напоминал о себе, то вдруг наливался непомерной тяжестью. Обратись рука в чистое золото, она не весила бы столько! Частица темной сущности демона стала частью Симона. Наряду с неудобствами, «гранитная шуйца» дарила и некоторые преимущества. Но маг понимал: без крайней нужды лучше ими не пользоваться. Даже освобожденная на долю секунды, сила живого камня ударяла в голову крепчайшим вином, и стоило немалого труда сохранить контроль над телом и рассудком.
Усилием воли старик заставил себя подняться. Едва волоча ноги, он направился в башню. Ступеням, казалось, не будет конца. Факелы, чуя приближение хозяина, вспыхивали зеленоватым огнем, чтобы угаснуть за спиной. Стараясь не охать, маг тяжело опирался на перила, преодолевая один виток спирали за другим. Никогда еще подъем не давался ему такой кровью. Шагнув в кабинет, Симон перевел дух. Битва с когитатом опустошила его. Медлить же было преступно.
Талел – жрец Сета; и бой даст нешуточный.
Открыв ларец из палисандра, маг извлек золотой перстень с камнем, багрово сверкнувшим в свете лампад. Мало кто отличил бы с первого взгляда Камень Крови от обычного рубина. Симон надел перстень на безымянный палец правой руки – и усталость отступила. Кровь быстрее заструилась по жилам, разгладились морщины, сердце забилось от притока огня. Прихватив Жезл Крылатых, украшенный фигурками чибиса и нетопыря, старик выбрался на узкий балкон. Бросил взгляд на перстень: Камень Крови посветлел, сделавшись ярко-розовым.
Но до прозрачности горного хрусталя было еще далеко.
Маг вознес над головой жезл. Тягучий, гортанный вопль призыва огласил ночь. Ни человек, ни зверь не смогли бы издать подобный звук. Прошла минута, долгая и мучительная, прежде чем черный бархат ночи всколыхнулся, родив шум мощных крыльев. Гигантская тень закрыла рисунок созвездий, и из тьмы возникло создание, какое большинство людей не увидят даже в кошмарном сне. Перепончатые крылья, пронизанные сеткой вздувшихся жил, с гулом загребали воздух, удерживая высоко над землей гибкое тело добрых двадцати локтей длиной. Тварь покрывали глянцевые, плотно прилегающие друг к другу перья, больше похожие на чешую. Мощную шею венчал треугольник головы. Она походила бы на змеиную, если бы не зубастый роговой клюв, из которого, пенясь, капала слюна.
От реликта давно минувших эпох веяло первобытным ужасом.
С легкостью, неожиданной для старика, Симон перемахнул через перильца балкона, оседлав чешуйчатый загривок. Взмах руки указал направление, и крылатый «конь» ринулся в ночь, со свистом рассекая воздух. Кварталы Равии, мигая редкими масляными огнями, быстро остались позади. Птицеящер несся со скоростью ветра, пожирая пространство. Когда впереди на фоне неба обозначился силуэт чужой, одиноко стоящей башни, и на ее вершине вспыхнул сторожевой огонь, Симон понял: его заметили.
В освещенном окне мелькнула тень, изнутри блеснуло алым. Жрец Талел готовился дать отпор незваному гостю, кем бы тот ни был. Не рискнув воспользоваться балконом, Симон направил тварь вниз, соскочил на землю, отпустив чудовище, и встал перед массивной дверью. Левая рука налилась силой оживающего камня. Пальцы сжались в кулак. Страшный удар сорвал дверь с петель, разнеся ее в щепы. Глаза мага сделались пронзительно-голубыми, сквозь одежду пробился ледяной свет – и Остихарос Пламенный вступил под своды башни.
Над входом, привешенное на цепях, ожило чучело черного крокодила. Лязгнув зубами, оно попыталось схватить незваного гостя, но рассыпалось в прах. Тяжкая поступь сотрясла лестницу. Перила крошились под каменной хваткой, гобелены, висевшие на стенах, вспыхивали и сгорали, разлетаясь клочьями пепла. Башня тряслась, как в лихорадке, ступени ходили ходуном. Из стен выпадали целые блоки, с грохотом раскалываясь на куски – чудилось, что пробудилась сама земля, не желая больше носить на себе обитель жреца Сета.
36 
