– Ты только посмотри на себя, – сказал папа, когда я наконец спустился. – Небось гордишься собой. Небось думаешь, это удел всех настоящих мужчин. – Он с досадой покачал головой и опять углубился в свой «Сайентифик америкэн».
Я осторожно опустился в одно из больших кресел.
– Ну ладно, пап, ладно – вчера я немного перепил. Прости, если тебе это неприятно. А мне-то каково!
– Надеюсь, это послужит тебе уроком. Ты хоть понимаешь, сколько серых клеточек вчера прикончил?
– Не одну тысячу, – ответил я, прикинув на пальцах.
– По меньшей мере! – с воодушевлением закивал отец.
– Впредь постараюсь воздерживаться.
– Ну-ну.
– Фр-р-р, – громко высказался мой анус, и мы с отцом удивленно вздрогнули.
Папа отложил журнал и, хитро улыбаясь, уставился в пространство над моей головой. Я кашлянул и как можно незаметнее помахал полой халата.
Папа хищно повел носом, ноздри его затрепетали.
– Лагер и виски, – удовлетворенно констатировал он и снова забаррикадировался глянцевыми страницами.
Я почувствовал, что краснею, и заскрежетал зубами. И как это у него выходит? Я сделал вид, что ничего не произошло.
– Да, кстати, – вспомнил я. – Надеюсь, ты не будешь сердиться. Я рассказал Джейми, что Эрик сбежал.
Отец гневно зыркнул поверх журнала, покачал головой и продолжал читать.
– Идиот, – буркнул он.
Вечером, скорее перекусив, чем поев, я поднялся на чердак и оглядел остров через подзорную трубу – проверить, не случилось ли чего, пока я был на постельном режиме. Вроде все спокойно. Сгущались тучи. Я немного прогулялся, вдоль берега до южной оконечности и обратно, потом засел у телевизора. Вскоре под напором ветра задрожали стекла и хлынул ливень.
__________________
Телефон зазвонил, когда я уже лег. Я быстро выскочил из постели, так как сна не было еще ни в одном глазу, и стремглав скатился по лестнице, чтобы опередить отца. Не знаю, спал он уже или нет.
– Да? – пропыхтел я в трубку, заправляя пижамную рубашку в пижамные штаны.
После характерного пиканья послышался тяжелый вздох:
– Нет.
– Чего? – нахмурился я.
– Нет, – повторил голос на том конце.
– А?.. – Я еще не был уверен, что это Эрик.
– Ты сказал «да», я сказал «нет».
– И что ты хочешь услышать?
– Скажи «Портенейль пятьсот тридцать один».
– Ладно. Портенейль пятьсот тридцать один. Алло?
– Ладно. Пока.
Хихиканье, отбой. Я с укором взглянул на трубку, положил ее на рычаг и нерешительно замер. Телефон зазвонил снова. Я схватил трубку на первом же звонке.
– Да?.. – начал я, но меня заглушило бибиканье. Дождавшись, пока отбибикает, я произнес: – Портенейль пятьсот тридцать один.
– Портенейль пятьсот тридцать один, – повторил Эрик; во всяком случае, я думал, что это Эрик.
– Да, – сказал я.
– Что «да»?
– Да, это Портенейль пятьсот тридцать один.
– А я думал, это Портенейль пятьсот тридцать один.
– Нет, это. А кто говорит? Это ты?..
– Это я. Так, значит, Портенейль пятьсот тридцать один?
– Да! – заорал я.
– А это кто?
– Фрэнк Колдхейм, – стараясь держать себя в руках, произнес я. – А это кто?
– Фрэнк Колдхейм, – ответил Эрик.
Я огляделся, но папы не было ни на верхнем пролете лестницы, ни на нижнем.
– Привет, Эрик, – с улыбкой сказал я и пообещал себе, что, как бы ни сложилась беседа, не стану его сердить. Лучше уж повешу трубку, чем ляпну что-нибудь не то, иначе он как пить дать расколошматит очередную собственность министерства почт и телеграфов.
– Я же только что сказал – это Фрэнк. Почему ты называешь меня Эрик?
– Ну хватит, Эрик. Я узнал твой голос.
– Я – Фрэнк. Перестань называть меня Эрик.
– Хорошо, хорошо. Буду называть тебя Фрэнк.
– А ты-то кто? Я задумался.
– Эрик? – осторожно предположил я.
– Ты же только что сказал, что ты Фрэнк.
– Н-ну… – Я прислонился к стенке, не зная, что и сказать. – Это… это была просто шутка. Ну… не знаю.
Я хмуро уставился на телефон, ожидая, что скажет Эрик.
– Ну, Эрик, – произнес Эрик, – что там у вас новенького?
– Да почти ничего. Вчера вот в город выбирался вечером, в «Колдхейм-армз». Ты вчера не звонил?
– Я? Нет.
– А, ну ладно. Папа говорил, что кто-то звонил. Я думал, вдруг это ты.
– Зачем мне звонить?
– Ну не знаю, – пожал я плечами (хотя он, конечно, этого видеть не мог). – Затем же, зачем сегодня звонишь. Мало ли зачем.
– Ну а как по-твоему, зачем я сегодня звоню?