122 
— Естественно, Агамемнон, ты будешь в ярости. Ты набросишься на Ахилла и потребуешь, чтобы он отдал тебе Брисеиду. Потом ты обратишься к собравшимся вождям: у тебя отобрали твою награду, поэтому Ахилл должен отдать тебе свою. Ахилл откажется, но его положение будет так же безвыходно, как твое, когда Калхант потребовал Хрисеиду. Ему придется отдать Брисеиду тебе, что он сразу же и сделает. Но, передав ее тебе, он напомнит о том, что ни он, ни его отец не давали клятву на четвертованном коне. Перед всем собранием он объявит, что ни он, ни мирмидоняне больше не будут принимать участие в войне.
Одиссей захохотал во все горло и воздел руки к потолку.
— У меня есть особый укромный уголок для одного знакомого троянского лазутчика. Троя узнает о ссоре в тот же день.
Мы сидели, словно обращенные в камень взглядом Медузы. Какие бури чувств он возмутил в остальных, я мог только догадываться, мой собственный шторм был ужасен. Уголком глаза я заметил, что Ахилл сделал движение, и обратил все внимание на него, напряженно ожидая его ответа. Одиссей мог выкопать больше скелетов из тайных могил и заставить их танцевать, чем любой другой из тех, кого я знал. Но, клянусь Великой матерью, он был великолепен!
Ахилл не разозлился, и это меня поразило. В его взгляде не было ничего, кроме восхищения.
— Что же ты за человек, Одиссей, раз придумал такое! Это блестящий план, потрясающий! Но ты должен признать, он вряд ли добавит достоинства нам с Агамемноном. Если мы поступим по-твоему, насмешки и презрение падут на наши головы. И скажу тебе сразу, Брисеиду я не отдам, даже если мне придется за нее умереть.
Нестор тихо откашлялся.
— Ты никого не отдашь, Ахилл. Обеих юных жен передадут на мое попечение, и они останутся со мной до тех пор, пока все не произойдет так, как планирует Одиссей. Я поселю их в тайном месте, и никто, включая Калханта, не будет знать, где они находятся.
Ахилл еще колебался:
— Хорошее предложение, Нестор, и я тебе доверяю. Но ты ведь сам знаешь, почему этот план мне не нравится. Вдруг у нас не получится провести Приама? Без мирмидонян в авангарде мы понесем потери, которых не можем себе позволить. Я не преувеличиваю. Иметь в битве авангард — наша задача. Мне не может понравиться план, который будет стоить нам стольких жизней. — Его глаза погрустнели. — А как же Гектор? Я поклялся убить его, но что, если он умрет, когда я не буду участвовать в битве? И как долго мне придется не принимать в ней участия?
Одиссей ответил:
— Да, мы потеряем воинов, которых не потеряли бы, участвуй мирмидоняне в битве. Но ахейцы немногим им уступают. Я убежден, мы справимся, и неплохо. На твой главный вопрос — как долго тебе придется не принимать участия в битве — я сейчас не отвечу. Лучше поговорим о том, как сначала выманить Приама за стены. Я спрошу тебя: а что, если война затянется еще на годы? Если наши воины постареют, так и не вернувшись домой? Или если Приам выйдет за стены, когда прибудут Пентесилея с Мемноном? С мирмидонянами или без, но мы будем разбиты. — Он улыбнулся. — Что касается Гектора, он доживет до встречи с тобой, Ахилл. Я в этом уверен.
Вмешался Нестор:
— Стоит троянцам выйти за стены, они уже не войдут назад. Они не смогут увести свои войска насовсем. Если они понесут большие потери, Приам узнает о том, что наши потери еще больше. Выманить их — все равно что прорвать плотину. Они не успокоятся, пока не прогонят нас из Трои или пока последний из них не умрет.
Ахилл вытянул руки в стороны, огромные мускулы заходили под кожей.
— Я сомневаюсь, что у меня хватит силы воли удержаться от битвы, когда все остальные сражаются, Одиссей. Целых десять лет я ждал этой битвы. Есть и другие причины. Что армия скажет о человеке, который оставил ее в нужде из-за женщины, и что подумают обо мне мирмидоняне?
— Никто не скажет о тебе доброго слова, это уж точно, — рассудительно ответил Одиссей. — Чтобы сделать то, о чем я прошу, друг мой, потребуется особое мужество. Больше мужества, чем понадобилось бы на штурм Западного барьера, случись он завтра. Пусть никто из вас не поймет меня превратно! Ахилл не добавил в мой план ни капли черной краски, он и есть такой черный на самом деле. Многие станут поносить тебя, Ахилл. Многие станут поносить тебя, Агамемнон. Некоторые проклянут. Некоторые оплюют.
Криво улыбаясь, Ахилл не без сочувствия посмотрел на меня. Одиссею удалось сблизить нас больше, чем я когда-нибудь считал возможным после того, что случилось в Авлиде. Моя дочь! Моя бедная маленькая дочь! Я сидел неподвижно и безучастно, размышляя о той отвратительной роли, которую я должен буду сыграть. Если Ахилл будет выглядеть как несдержанный глупец, то каким же глупцом буду выглядеть я? Скорее уж идиотом.
122 
