139 
Искренне любящий Вас,
Дамьен Батлер
P. S. Позвольте мне сказать Вам с полнейшим смирением, что Ваша пылкая — хотя в определенном смысле и иллюзорная — вера, а также, между прочим, почти невероятное стремление отказаться от мира произвели на меня огромное впечатление, глубоко тронули и даже настроили на поиски иного пути моей собственной жизни. Вы думали, что я смогу научить Вас… возможно, именно Вы научили меня. Прощаясь с Вами, я хочу искренне и без самонадеянности пожелать Вам следовать в своих исканиях, памятуя о словах Вергилия, произнесенных им на прощание Данте:
- Non aspettar mio dir più пé mio cenno;
- libero, dritto в sano é tuo arbitrio,
- e fallo fora non fare a suo senno:
- per ch'io te sovra te corono e mitrio.
Прочитав полученное прощальное письмо, Беллами, сидя на кровати в своей холодной комнатенке, тут же начал строчить страстный и бессвязный ответ. Но вскоре перо его замедлило бег, а потом и совсем замерло. Подумав немного, он разорвал начатое послание. Еще раз перечитав письмо отца Дамьена, Беллами бережно сложил его и спрятал в карман. Ссутулившись и закрыв лицо руками, он долгое время просидел на краю кровати.
— Итак, мы назначаем встречу на ближайшую пятницу, на десять часов вечера, — сообщил Клемент в среду вечером приехавшему к нему на квартиру Беллами.
— Вечер пятницы. Это звучит так обыденно, как договоренность по поводу встречи на лекции или за ужином.
— Как бы то ни звучало, но она не будет похожа ни на то, ни на другое.
— Она может закончиться либо нелепым фарсом, либо полным провалом.
— Не слишком ли ты оптимистичен, дорогой Беллами?
— Нет, вовсе нет. Что же мы делаем, мы тоже безумны, неужели мы не можем остановить их? Даже сейчас мы еще можем отказаться от этой идеи.
— Результат может оказаться фатальным, они отправятся туда одни, они слишком взволнованы, даже захвачены этой затеей! Нам надо быть с ними.
— С чисто наблюдательными целями?
— Нет, нам придется взять на себя руководство, неужели ты не понимаешь, необходимо выработать четкий и вразумительный план этой встречи, определить их действия на начальном этапе, в середине и в конце. Эта сцена должна стать финальной…
— Как в театре…
— Верно, как в театре. Он должен стать художественным воплощением…
— Ты думаешь, что сможешь очаровать их, оказать на них эстетическое воздействие…
— Зато ты полагаешь, что туда прилетят ангелы, чтобы узреть сцену примирения…
— Питер продолжает твердить о метаморфозе. Я не знаю, что он имеет в виду. О боже…
— Да что ты так расстраиваешься? Смотри лучше, я нарисовал карту.
— Разве нам нужна карта?
— Конечно! Мы же не можем на ощупь пробираться к тому месту! Не забывай, там будет кромешная темнота…
— А как насчет лунного света?
— Ах, черт возьми, луна, во-первых, она, как обычно, спрячется за облаками, в любом случае мы будем под деревьями. Остается лишь надеяться, что мы не вымокнем до нитки под дождем, прогноз предсказывает грозу. Хватит заниматься пустой болтовней. Кстати, не забудь захватить фонарик. Нам надо сверить часы.
— А ты уже побывал там?
— Днем. Кто-то же должен был ознакомиться с местом действия! Оно похоже… Не важно…
— Я не представляю, что мы будем делать, собравшись там вместе под деревьями…
— Водить хоровод! Нет, конечно, мы должны будем упомянуть, ради чего собрались.
— Ну и ради чего же?
— Ох, Беллами! Ради того, чтобы твой протеже восстановил провал в памяти! Держу пари, что его забывчивость связана с женщиной.
— И не только, он сказал еще, что надеется на ритуальное очищение, своего рода мистерию, некую демонстрацию, божественное вмешательство…
— Да, да, подобные надежды и подогревают интерес Лукаса…
— Ты, видимо, воспринимаешь это как развлечение, — сказал Беллами, — типа твоего жонглирования или цирковых фокусов.
— Хорошо. Давай будем реалистами. Ты же понимаешь, что мы, мы с тобой, воочию увидели сцену чистой ненависти. Твой протеже вполне способен захватить с собой миниатюрный револьвер и прострелить Лукасу колено. Или он может убить Лукаса и привлечь нас как соучастников. Или…
— Какой кошмар. Ты не думаешь, что нам следует обыскать их перед началом?
— Не глупи! Твой приятель силен как питекантроп, я же говорил тебе, что он едва не придушил меня однажды.
139 
