36 
* * *
— Пора, — сказал мужчина за стойкой, — джентльмены, время вышло, прошу вас.
Алан с виноватым видом вскочил, стукнулся коленом о стол и опрокинул пустую кружку. Расс попытался подхватить ее на лету, но лишь ускорил ее падение на пол. Кружка не разбилась и даже не треснула, и ее снова водрузили на мокрый стол.
— Э, давай, это, как его, проводим тебя до дому, — сбивчиво предложил Алан.
— Точняк, ты где живешь? — поддержал Расс.
— Тут рядом. С другими девушками, — ответила Мэри.
— Я пас. Боюсь, не сдюжу, — пошел на попятную Расс.
Но он таки рискнул. Как и все остальные. Втроем они прошли сквозь крики и тени сгущающейся ночи. Вслед за звуком захлопывающейся двери машины где - то гас свет. Это неделя заканчивалась, вздыхая и готовясь начать все заново.
— Ты ведь замолвишь за меня перед ними словечко, а? — попросил Расс, — Объяснишь, что да как, все дела.
— Как хочешь, — ответила Мэри, — Не думаю, что ты сможешь с ними познакомиться. Вам туда нельзя.
— А, так это одно из таких местечек? — вступил Алан, — Хозяйка дома наверху, ни тебе радио, никаких кошек.
— И никаких звезд экрана, — вздохнул Расс. — Вот что самое обидное.
— Ну, это не совсем так, — не согласилась Мэри.
И они пошли к обиталищу Мэри. Две девушки сидели и курили на ступеньках. Они пару секунд с отсутствующим видом разглядывали троих приятелей, затем продолжили болтать. Мэри различала, что они говорят, по тоненьким струям дыма, которые они выпускали изо рта. Они обсуждали всякие пустяки. В проеме двери виднелся обшарпанный зеленый коридор; на доске объявлений чуть шевелились листки.
Алан повернул голову к Мэри.
— Ведь ты тут не живешь, скажи, Мэри? — протянул он жалобно, с мольбой в голосе.
— Живу. Боюсь, что это так, — призналась она.
— И как это ты до такой житухи докатилась? — изумился Расс.
— Больше некуда было.
— Это невыносимо, — сказал Расс серьезно.
— Что же с тобой такое произошло? — умоляющим тоном продолжал Алан. — То есть у тебя что, ни семьи нет, ничего?
Мэри не смогла ответить на этот вопрос. Ей больше нечего было добавить. Вот в проходе появился силуэт миссис Пилкингтон со связкой ключей в руке. Девушки встали, выбросили сигареты и повернулись, опустив головы. Мэри двинулась вперед. Сказать ей было нечего. На ступеньках она повернулась и помахала рукой. Приятели проводили ее взглядом, не вынимая рук из карманов, потом развернулись и пошли восвояси вдоль по длинной улице.
— А, опять ты, — сказал водитель.
Что же ты такого натворила, спрашивала себя Мэри, выходя из чрева красного автобуса. Водитель смотрел на нее, дыша через рот. Это был крупный и грузный мужчина, такой же красный, как и автобус, которым он управлял. Она тоже посмотрела на него, вернее, просто отразила его взгляд, как будто была не более чем зеркалом. Автобус послушно стоял, шумно дыша через рот, отдуваясь и готовясь снова тронуться в путь. Дверь захлопнулась, и, оглушительно дребезжа, автобус отъехал.
Дальше Мэри пошла пешком. Серые, однообразные, покрытые мхом дома со множеством окон смиренно стояли в стороне от дороги, за узкими полосками травы, над которыми поливальные машины воздвигали мимолетные радуги. В вязкой тени под оградой сада мельтешило конфетти бабочек и пухлых пчелок… Все это предстало перед Мэри в свете воскресного утра. Это было время, когда ей удавалось отпустить свои чувства поиграть, порезвиться в пышной роскоши настоящего, но сейчас ее мысли бились в горячечном тягостном тумане. Она утратила навык выбирать объект для размышлений. Кажется, теперь ее мысли больше ей не принадлежали.
Откашливаясь, оправляя блузку, без нужды постоянно щелкая замком сумочки, Мэри спрашивала у других людей дорогу. Их кругом было не так-то много — мужчины с кипами газет, женщины с колясками, дети, старики, — однако спрашивать дорогу было надежным способом добраться куда надо. Со временем он всегда срабатывал.
Она нашла нужную улицу и отсчитывала дома с замиранием сердца, как вдруг застыла, прижав руку ко рту… К ней пришло еще одно воспоминание… Нет, только не сейчас, только не сейчас, взмолилась она, вспомнив, как очень давно ей пришлось покинуть свою комнату и войти в другую, наполненную другими людьми. На ней было розовое платье, которое так нежно ласкало кожу. Оно было не какого-нибудь пастельного цвета, в который наряжают всех маленьких девочек, нет, в цвете ее платья таилась нежность, а также кровь, оттенок плоти — десен и самых сокровенных частей тела. Она задрала платье и заморгала, когда перед глазами промелькнула его тень. Разгладила ткань на бедрах с такой заботой, как будто та была одного цвета с ее душой. И такой же текстуры. Окинула взглядом комнату — свою комнату, которая опять превратилась в безликую декорацию, — потом открыла дверь и пошла по коридору к другой двери, за которой скрывались чужие глаза и голоса.
36 
