Ящерица давится смешком. Морино хлопает по папке Для документов:
– Здесь все о твоем отце.– Он обмахивает себя папкой, словно веером.– Раскопать тебя было непросто, но мой Детектив может разузнать все что угодно. Я поручил собрать сведения о тебе, и тут всплыл твой отец. Мы удивились.
Несмотря на все. А сейчас можешь проваливать.– Он кидает папку для документов в металлическое мусорное ведро.
Ящерица поднимается и пинает мой стул.
– Господин Морино?
– Ты еще здесь?
– Пожалуйста, дайте мне эту папку.
Морино, прищурившись, смотрит на Ящерицу и кивает головой на дверь.
– Сэр, если вам больше не нужны эти сведения…
– Они мне не нужны, это верно, но мне доставляет удовольствие видеть твои напрасные страдания. Мой сын проводит тебя в вестибюль. Там тебя ждет твой друг и наставник Юдзу Даймон. Он выжат, как лимон. Теперь поди вон из этой комнаты, или тебя изобьют до потери сознания и свалят в контейнер для мусора.
Я иду за Ящерицей и, прежде чем дверь «333» закроется за моим отцом, в последний раз смотрю на мусорное ведро.
Я решил пройти мимо Юдзу Даймона и выказать ему свое презрение, просто не обратив на него внимания. Но лишь пока не увидел его распростертое на диване тело. Я знал нескольких людей, которые умерли, но, как это ни странно, никогда не видел покойника – такого бледного и совершенно неподвижного. Что бы вы сделали на моем месте? Мое сердце бешено колотится, будто механическая боксерская груша. Когда Даймон шевелится, диван издает скрип. Его веки с дрожью приоткрываются. Взгляд блуждает в пространстве, потом натыкается на меня.
– Так… что… они… с… тобой… сделали?
Странный звук, как будто со скрипом переключают скорость.
– Что они с тобой сделали, Миякэ?
– Я наконец обретаю дар речи:
– Они меня отпустили.
– Два чуда за один день. И они тебя не тронули?
– Напугали до смерти, но не тронули. Еще секунду назад я был уверен, что сильней испугаться невозможно. Мне показалось, что ты умер! Что они с тобой сделали?
Даймон не обращает внимания на мои слова.
– Зачем… ты ходил к… Мириам… зачем?
– Она выронила библиотечную книгу, когда мы, гм, случайно встретились в парке Уэно днем, после твоего утреннего исчезновения. Я вернул ее. Вот и все.
Уголки его рта дрогнули – это смех.
– Что они с тобой сделали?
– Один литр крови.
Я, должно быть, ослышался.
– Они взяли у тебя литр крови? Но это же…
– Даже больше… чем контейнер для банка крови, да… Я выживу Это было всего лишь первое… наказание.
– Но что они собираются делать с твоей кровью?
– Сделать анализ и продать, я думаю.
– Кому?
– Миякэ… пожалуйста. У меня нет… сил… для… доклада о черных рынках…
– Ты можешь двигаться? По-моему, тебе нужно в больницу.
Даймону очень трудно говорить.
– Верно, доктор, да. У меня взяли шестую часть крови в качестве расплаты по счету Якудзы. Ужасно, правда? Да, знаю, мне повезло, что остался жив. Это противозаконно, согласен. Но, пожалуйста, не связывайся с полицией, потому что мой отец тоже в этом замешан.
– Хорошо, но болтаться в этом здании совершенно незачем.
– Одну… две минуты… дай… мне… собраться с духом.
Я оглядываю вестибюль. Мы можем выйти, но не зайти снова. Коридор, ведущий в комнату переговоров, забран решеткой, которую запер Ящерица. Стеклянные стены вестибюля закрыты клеевым пластиковым покрытием. Я отворачиваю уголок – строительная площадка, заграждения и пляж «Нептун» на расстоянии полета футбольного мяча. Загорающие поджариваются на деревянных настилах. Тихий океан спокоен и гладок, как в фильме о морских чудовищах. Я чихаю. Только не простуда, только не сейчас, пожалуйста. Я боюсь, что Даймон впадет в кому, если мне не удастся его отсюда вытащить.
– Попытайся встать.
– Отстань.
– Надо позвонить твоим родителям. Даймон почти садится.
– Нет, нет, это совершенно исключено. Поверь мне. Позвонить моим родителям – это самое худшее, что можно придумать…
– Почему?
Даймон мотает головой, будто отгоняя муху.
– Политика. Политика. И что теперь?
– Сколько у тебя денег?
– Они все твои до последней иены, если ты оставишь меня в покое.
– Не искушай меня. Рядом у входа в «Ксанаду» я видел стоянку такси. Мы с тобой сейчас туда прогуляемся. Либо прямо сейчас, либо десять минут я буду на тебя орать, а потом пойдем. Решай сам.
Даймон снова вздыхает: