74 
– Ты такой деспот, когда злишься.
Пробираясь сквозь толпу, мы ловим на себе странные взгляды, но все думают, что Даймон так неуклюже держится за мое плечо, потому что мертвецки пьян. Сентябрьское солнце поливает землю атомными лучами. Мой форменный комбинезон служащего Японской железной дороги становится липким от пота. Людской поток течет в «Ксанаду» и обратно. В воздухе висят тучи серебристых гелиевых шариков и шуршащих блесток. Обрывки разговоров, дым из палатки, где жарят кукурузу в початках. Я вижу наше отражение в чьих-то солнечных очках с милю диаметром. Выглядим мы дерьмово. Гигантский черный кролик извлекает из цилиндра карлика-фокусника, и народ разражается аплодисментами. Откуда-то доносятся звуки фортепиано со струнным оркестром, которые играют что-то красивое. Я чувствую, как Даймон давится воздухом.
– Тебя тошнит? – спрашиваю я.
– Нет. Я смеялся над забавной стороной того, что сегодня произошло.
Интересно, где же эта забавная сторона.
– Ты хоть понимаешь, как мне неловко оттого, что мою шкуру спасаешь именно ты, Миякэ?
Зэке Омега вприпрыжку перебегает нам дорогу, продавая свои уменьшенные копии.
– Пожалуй,– отвечаю я,– принимая во внимание обстоятельства, это должно быть довольно унизительно.
До самой стоянки такси Даймон не произносит ни слова. Его ноги заплетаются сильнее, а дыхание стало еще более хриплым. Дверца такси распахивается сама собой – на юге их все еще приходится открывать вручную.
– Вы знаете Кита-Сэндзю? – спрашиваю я у водителя.
– Он кивает.
– Знаете «Тэнмая», в пяти минутах от станции?
– Водитель кивает.
– Этот видеопрокат находится прямо на той же улице – Я кое-как пишу адрес «Падающей звезды».– Пожалуйста, отвезите туда моего друга.
Водитель такси колеблется, его привлекает очень солидная плата за проезд и отпугивает состояние Даймона.
– Это всего лишь солнечный удар. Минут через десять он придет в себя.
Плата за проезд побеждает, и такси увозит Даймона. Я оборачиваюсь и смотрю туда, откуда пришел. Там, в «Валгалле», у меня назначена встреча с папкой для документов, выброшенной в металлическое мусорное ведро.
***
Монгол подбирается ближе. Он как дыра человеческих очертаний в густой темноте. Я вижу его полуулыбку. Его ковбойские сапоги отсчитывают последние отпущенные мне секунды. Ящерица и фары «кадиллака», освещающие поле битвы, могут с таким же успехом быть событиями из чьей-то другой жизни. Морино с Франкенштейном все еще смотрят сюда? Я боюсь, что если отведу взгляд от Монгола, то, когда я снова на него посмотрю, мой убийца пройдет уже половину пути. Адреналин борется с лихорадкой, но мне некуда деть эту данную страхом энергию. Никакой адреналин не поможет остаться в живых, когда я упаду и ударюсь о землю. Никакой адреналин не поможет разоружить настоящего, из плоти и крови, наемника с настоящим, осязаемым пистолетом. Нет, черт возьми. Я покойник. Кто будет по мне скучать? Уже к следующей субботе Бунтаро найдет себе нового постояльца. Мама пойдет по своему кругу самобичевания, упреков и водки. Снова. Кто знает, что почувствует мой отец? Мачеха, возможно, купит новую шляпку, чтобы отпраздновать это событие. У Акико Като ненадолго прибавится бумажной работы. Кошка найдет другое пристанище. Единственное, что держало ее возле меня, было молоко. Мои дядюшки со своими женами и моими двоюродными братьями и сестрами там, на Якусиме, будут, конечно же, потрясены этой новостью и убиты горем, но сойдутся на том, что Токио всегда был источником неприятностей и что Япония уже не оплот безопасности, как когда-то. Бабушка выслушает эту новость с непроницаемым лицом и надолго замолчит – на полдня. Потом скажет: «Сестра позвала его, и он ушел». На этом список заканчивается. И это при условии, что мое тело найдут. Куда более вероятно, что меня похоронят в яме под будущей взлетно-посадочной полосой. Через неделю Бунтаро заявит обо мне как о пропавшем без вести, и все будут пожимать плечами и говорить, что я пошел по стопам своей матери. А вот и он, проверяет свой пистолет. К чему все это? Андзю погребена в океанской пучине. Я просто погребен. Я снова чихаю. Чихать в такой момент! Кому какое дело? Отвоеванную у моря землю овевает прохладный бриз.
***
Я решил потянуть с час, прежде чем вернуться в «Валгаллу». Первым делом я нахожу телефон и звоню госпоже Сасаки в Уэно. Но, услышав ее голос, вешаю трубку – в растерянности или от стыда. Я должен либо сказать ей чистую правду – либо солгать. И то и другое исключено. Поэтому я звоню Бунтаро, с которым проще договориться.
74 
