Джек никак не мог вспомнить, что еще он присоветовал. Помнил он только, что слишком уж разоткровенничался о своем первом браке.
— И я мас… Я мас… дрочил. — Грэм произнес эти слова с самым профессорским видом.
— Массово дрочил? Молодец. И кто же эти счастливые соратники?
Грэм криво улыбнулся. Джек лишний раз подивился тому, с какой серьезностью люди воспринимают секс; с какой силой, с какой необычайной силой секс берет их за горло.
— Это не конец света, старая дырочка. То есть я не заметил, чтобы шарик покачнулся на своей оси, когда бы ты там это ни проделал.
— Я двадцать лет этого не делал.
— Че-е-е-ерт. Правда? Так как же это было? Расскажи мне. Пожалуйста, расскажи. Я всегда слишком хорошо помню.
— Это было… — Грэм замолк, и Джек приступил к упреждающему содроганию: — …усладительно.
Джек с облегчением превратил выдох в энергичное краткое чмоканье.
— Естественно. Так почему же такая вытянутая физиономия?
— Ну, собственно, есть пара причин. Видишь ли, я для этого купил журнал.
— И что? Почти все мы храним под кроватью такую библиотечку. Хочешь одолжить парочку-другую?
— Э… нет, спасибо.
— В любое время.
— И, видишь ли, я усладился, и использовал журнал, и не чувствовал себя виноватым перед Энн.
— И повторил? — Джек ощутил себя ревностным патером, подталкивая Грэма на полную исповедь о его в данном случае безгрешных поступках.
— Ну да. Несколько раз, если сказать правду.
— Так, значит, вновь обрел сноровку, э? И никакого выброса на журнальный разворот?
Грэм ухмыльнулся, подтверждая одно из первоначальных своих затруднений.
— Но ты считаешь, что мне следует чувствовать себя виноватым перед Энн?
— Чего нет, того нет.
— Ты считаешь, что я должен сказать ей?
— А ты не сказал?
— Нет.
— Ну, я бы подождал с этим, пока она не спросит. Я о том, что мы все это делаем — почитай своего Кинси. Девяносто восемь процентов в то или иное время, а девяносто шесть процентов и до сих пор. Что-то в этом роде. Ты знаешь, в цифрах я не силен. Но в любом случае только два процента прекращают после брака. Это факт, Грэм.
Джек не был вполне уверен, что это действительно факт, но для целей Грэма он вполне подходил.
— Ты думаешь… то есть ты думаешь, что это помешает, ну, всему остальному?
Иногда вопросы Грэм формулировал не так точно, как мог бы; Джеку оставалось только надеяться, что с экзаменационными заданиями его друг придерживается большей точности.
— Нет, абсолютно нет. Никак не влияет. Обеспечивает ровную смазку.
— Могут… — Грэм снова споткнулся. — Могут… ОНИ (Грэму не нравилось пользоваться собирательным местоимением Джека, но уточнить, но назвать Энн было бы непереносимо)… догадаться? То есть что ты этим занимаешься?
— Никоим образом. Никоим образом. Разве что у них там что-нибудь вроде мензурки. Ну, понимаешь, калибрированная дырка. Не думаю, чтобы она так уж точно регистрировала кубические миллиметры.
— А! — Грэм поставил кружку на стол. — Еще одно, — он обвиняюще посмотрел на Джека, — это не действует.
— А? Но ты же только что сказал, что действует. Разве нет?
— Нет. ЭТО срабатывает; прекрасно срабатывает (он полагал, что «ЭТО» срабатывало), но… ЭТО никак не действует на остальное. На этой неделе я смотрел «Г…», один из фильмов, которые хожу смотреть уже три раза. И еще видел другой. Я покупаю все газеты, где указывается, где что идет.
— Послушай, я же не говорил, что дроченье остановит твои посещения кино, ведь так?
— Я думал, что да.
— Нет, я сказал только, что в лучшем случае это может послужить утешением, если ты начнешь переживать из-за… того. Я не могу рекомендовать тебе ничего, что помешает тебе ходить в кино, раз тебе хочется. То есть это же только у тебя в голове, верно?
— А с моей головой ты ничего не можешь сделать?
Мольба в его голосе почти вызывала жалость.
— Головы, — категорично заявил Джек, — это головы. — Он заерзал поглубже в свое кресло и закурил сигарету. — Я тут почитывал тот том Кеслера. Ну, во всяком случае, начал его, — (Джек умел весомо говорить о книгах, в которые заглядывал через плечи незнакомых людей в набитых поездах метро.) — Он утверждает или, во всяком случае, утверждает, что так утверждают другие бонзы, будто старая мозговая коробка вовсе не та, какой мы ее воображаем. Мы все верим, будто наш мозг — это самое оно. Мы все думаем, будто наш мозг — наиглавнейшая наша часть, то есть это же логично, хочу я сказать: ведь потому-то мы не обезьяны и не иностранцы. В нем и компьютерная технология, и новейшее оборудование Ай-би-эм. Разве нет?