Аплодисменты, разразившиеся после финала, были громоподобны.
Вряд ли что другое помогло певцам так разделить общий подъем, как то, что они все взялись за руки перед занавесом. Поклоны продолжались и продолжались. Кто-то шепнул, что Доменико теперь обеспечена слава. Он, мол, спел лучше, чем поет кто-либо еще в Неаполе. «А уж Лоретти! Вы только посмотрите на него!»
Маэстро Кавалла протиснулся за занавес и принялся обнимать всех своих учеников по очереди, пока не добрался до Доменико. Он сделал вид, что хочет наградить шлепком эту красотку, что было встречено взрывом хрипловатого смеха.
Маэстро сказал, что все они сейчас приглашены к графине, все до единого. Взяв Тонио за плечи, он расцеловал его в обе щеки, стерев немного пудры с лица, и сказал:
– Видишь, теперь яд сцены в твоей крови, и тебе никогда не оправиться от этой болезни!
Тонио улыбнулся. Аплодисменты все еще звенели у него в ушах.
Но он знал, что не должен, не может ехать вместе со всеми в дом графини.
На миг ему показалось, что избежать этого не удастся. Его удивляло, как много людей хотят, чтобы он поехал с ними.
– Ты должен поехать, – настаивал Пьеро и прошептал, что Лоренцо там не будет.
Но Тонио, на ходу отцепляя голубую ленту от шпаги, побежал прочь, в сад, куда вела дверь прямо со сцены. Тут кто-то поманил его в гримерную. Там было довольно темно, и он машинально нащупал кинжал.
– Входи же! – снова послышался шепот.
И Тонио шагнул вперед, толкнув дверь пальцами левой руки.
У другого конца большого, в полный рост, зеркала горела свеча. Повсюду на крючках висели костюмы, стояли деревянные болванки с натянутыми на них париками, валялись кучи туфель. А позвал его не кто иной, как Доменико, который быстро закрыл за ним дверь и задвинул засов.
Тонио не отрывал пальцев от ручки кинжала. Но вскоре увидел, что в комнате больше никого нет.
– Мне нужно идти, – сказал он, отводя глаза от той крошечной складки плоти, что создавала совершенную иллюзию женской груди.
Доменико поджидал Тонио у двери, и в полутьме его лицо казалось светящимся и нежным. Когда он улыбнулся, ямочки на щеках стали более глубокими, свет заиграл на скулах, и, когда он заговорил, его голос, хрипловатый и ласкающий, был голосом женщины.
– Не бойся его, – прошептал он.
Тонио невольно отступил. Сердце бешено билось в груди.
– Не бояться кого? – спросил он.
– Лоренцо, разумеется, – отвечал хрипловатый бархатный голос. – Я не позволю ему навредить тебе.
– Не приближайся ко мне! – резко сказал Тонио. И отступил еще на шаг.
Но Доменико лишь улыбнулся, и его голова немного склонилась влево, так что белые напудренные волосы перекинулись через плечо на выступающую грудь.
– Так это меня ты боишься?
Тонио в смущении отвел глаза.
– Мне нужно выйти отсюда, – сказал он.
Доменико соблазнительно вздохнул. А потом неожиданно обнял Тонио обеими руками, прижался к нему.
Тонио, намереваясь взять свечу, сделал неосторожный шаг к зеркалу, потерял равновесие и инстинктивно отдернул руку.
– Ты боишься меня, – шептал Доменико.
– Я не понимаю, чего ты хочешь! – твердил Тонио.
– Ах, зато я знаю, чего хочешь ты! Почему ты боишься это сделать?
Тонио хотел было покачать головой, но тут глянул в глаза Доменико. Было просто невероятно, что под этой очаровательной оболочкой существовало что-то мужское. А когда он увидел губы, влажные, приоткрытые, тянущиеся к нему, то закрыл глаза, пытаясь отстраниться. Конечно, он мог бы одним ударом кулака отбросить это создание на пол и все же отступал, поддавался, словно мог сгореть на месте.
Он почувствовал, как Доменико прижимается к нему всем телом, ощутил изгиб его бедра под атласной юбкой, увидел, как рука мальчика тянется к переднему краю его бриджей.
Его первым побуждением было ударить по этой руке. Но тут лицо мальчика коснулось его лица, и он почувствовал на щеке его ресницы в тот самый момент, когда рука Доменико нашла его мужской орган и, поглаживая его, заставила воспрянуть.
Тонио был так потрясен, что чуть не ударил это создание.
Но вместо этого снова закрыл глаза. И когда Доменико поцеловал его, он почувствовал, как пробуждается в нем страсть. Между тем дерзкая рука нашарила в ткани щель и выпустила на свободу его орган. Мальчик издал какой-то короткий возглас, едва взглянув на его длину, а потом, вновь подняв лицо, принялся целовать Тонио грубо, раздвигая губы, вытягивая дыхание из него и вливая в него свое дыхание, в то время как его руки придавали форму и твердость тому, что держали столь крепко.