Он кивнул. Он уже думал об этом и, более того, наблюдал за каждой встречной женщиной так долго и сосредоточенно, что рисковал показаться неучтивым.
– Но что вы делаете? – Портниха подошла, чтобы отнять его руки от старой одежды.
Но он вытащил кинжал, и, увидев это, она остановилась.
Засунув ледяной клинок за пазуху, прямо между «грудей», Тонио улыбнулся ей.
Женщина резко повернулась и, взяв из вазы небольшую розу, посмотрела ее на свет, так что стал виден волосатый стебелек, заключенный в стеклянную трубочку. И вставила розу ему за корсаж, рядом с ручкой кинжала, так что видна оказалась лишь розовая головка.
Потом, лаская его пальцы, нанизала на них драгоценные перстни и наконец положила его пальцы на эту маленькую, но ароматную и пышную розу.
– Почувствуйте ее мягкость, – прошептала она. – Вот чем вы должны казаться. – И снова ее шершавые губы коснулись его щек. Увидев, что он улыбнулся, она приложилась и к его губам. – Я просто влюбилась в вас! – сказала она низким грудным голосом и сдержанно улыбнулась, обнажив аккуратные маленькие зубы.
Карета медленно ехала по Виа Венето, то и дело останавливаясь из-за двигавшейся впереди процессии. Ночью шел дождь, и проезжая колея превратилась в грязную канаву. Толпа пешеходов напирала на всхрапывающих и вскидывающих голову нетерпеливых лошадей.
Положив руку в белой перчатке на нижнюю кромку окошка, Тонио не сводил глаз с открытых кофеен и внезапно постучал по крыше кареты. Он тут же почувствовал, как она неловко, со скрипом, сворачивает к обочине.
Беззубый старый лакей спрыгнул на землю, чтобы открыть дверь. Держа в руках шпагу Тонио, как тот и приказал ему, он последовал за своей «госпожой» сквозь толпу, провожавшую красавицу сдержанными, но восхищенными взглядами, до самой двери кофейни, в которую она вошла.
По правую руку от входа, хотя и не у самой стены, облокотившись о стол, сидел Гвидо. Перед ним стоял нетронутый бокал с вином. Глаза у маэстро были наполовину прикрыты. Похоже, он очень устал. Его отяжелевшее лицо выглядело при этом необычайно молодо, как будто изнеможение ослабило его контроль над собой, а разочарование и беспокойство позволили ему принять более естественный для него мальчишеский вид.
Он даже не заметил, что рядом с ним поставили скамейку, и не сразу увидел, как на нее опустилась дама.
Потом вздрогнул и сел прямо. Наверное, первым, что он увидел, был сиреневый шелк. Тонио, невозмутимый, как кукла, восседал среди пышных юбок и безмятежно смотрел на улицу.
Воздух был теплым, ласкающим, и, когда тонкая косынка соскользнула с его грудей, Тонио не стал ее поправлять. На него таращились отовсюду. Работа кофейни была нарушена. Даже мальчик-официант не знал, то ли подойти, то ли поклониться, то ли как-то умудриться сделать и то и другое, и неловко ходил вокруг с подносом в руке. Почувствовав на себе взгляд Гвидо, Тонио медленно наклонил голову и отвернулся. Поэтому когда он снова поднял глаза на учителя, то это был взгляд снизу вверх.
Лицо Гвидо удивило его необычным выражением глаз, необычным изгибом губ. И вдруг внезапная догадка переполнила его блаженством. Гвидо не понял, кто перед ним! Тогда Тонио взял веер, как учила его старуха, и развернул его так, словно открывал этим жестом какую-то прекрасную тайну, а потом, заслонив веером рот, опустил и снова поднял ресницы.
7
Он был так погружен в свои мысли, что едва ли слышал хоть что-нибудь из речей Гвидо, из всей той милой болтовни, свойственной маэстро в те редкие мгновения, когда он бывал чем-то восхищен. Тонио пропускал все это мимо ушей, лишь иногда вежливо кивая в ответ.
Несмотря на стоящий зной, они наняли открытый экипаж и совершили прогулку по городу – прелестная синьора и ее влюбленный спутник, которого она то и дело упрекала в неуемных заигрываниях, но в конце концов милостиво простила. Они обошли под ручку с полдесятка церквей, и дамочка то и дело открывала свой зонтик, томно вздыхая от жары. Они пообедали еще засветло на Виа Кондотти и, совершив обязательную прогулку с одного конца Корсо на другой, вернулись домой.
Но перед этим зашли к той самой портнихе, синьоре Бьянке, и предложили ей поработать у них за кулисами на представлениях оперы Гвидо, которая, как было теперь решено, получит название «Ахиллес на Сиросе» и будет создана по новому либретто популярнейшего Пьетро Метастазио – поэта, стихи которого так мечтал использовать Гвидо.