Лёгкий, ненавязчивый романчик 
243 
Хотя Луций Цезарь и слушал эти речи, разум его, очевидно, был к ним глух.
— Если нам не удастся сдержать италиков и мы пропустим их в Лаций, мы погибли. И я не думаю, что нам удастся их удержать.
— Мы не пропустим их в Лаций! — настаивал Сулла, ни на йоту не теряя своей уверенности.
— Каким образом? — спросил его болезненный человек, сидя в кресле командующего.
— А вот каким, Луций Цезарь. Я принес тебе добрые вести. Твой двоюродный брат Секст Цезарь и его брат Гай Цезарь высадились в Путеолах. Их корабли привезли две тысячи нумидийской кавалерии и двенадцать тысяч пехоты. Вдобавок ко всему большинство пехотинцев — ветераны. Африка выделила для нас тысячи старых солдат Гая Мария — слегка поседевших, но полных решимости драться за родную землю. На этих днях они должны прибыть в Капую, чтобы довооружиться и пройти переподготовку. Квинт Лутаций считает, что четыре легиона лучше, чем пять недоукомплектованных, и я с ним согласен. С твоего позволения, я пошлю два легиона Гаю Марию на север, поскольку он теперь главнокомандующий, а два других мы будем держать здесь, в Кампании. — Сулла вздохнул, торжествующе улыбаясь.
— Не лучше ли было бы держать их все здесь, в Кампании? — спросил Луций Цезарь.
— Я не считаю, что мы можем так поступить, — ответил Сулла спокойно, но очень твердо. — Потери войск на севере были значительно более крупными, чем у нас. В Фирме вместе с Помпеем Страбоном заперты всего два закаленных в боях легиона.
— Полагаю, ты прав. — Луций Цезарь старался скрыть разочарование. — Несмотря на все мое отвращение к Гаю Марию, должен признать, что я сплю спокойнее с тех пор, как он взял на себя командование. Дела на севере, может быть, пойдут лучше.
— Они пойдут лучше и здесь! — радостно воскликнул Сулла, пытаясь скрыть свое раздражение. Боги, дали же ему такую бесцветную личность в качестве командующего! Он наклонился через стол к Луцию Цезарю, лицо его вдруг посуровело. — Мы должны оттянуть Мутила от Ацерры еще до того, как новые войска будут готовы, и у меня есть план, как это сделать.
— Какой?
— Позволь мне взять два лучших легиона из тех, что есть у нас сейчас, и пойти к Эзернии.
— Ты уверен?
— Поверь мне, Луций Юлий, поверь мне!
— Ну хорошо…
— Мы должны оттянуть Мутила от Ацерры! Ложный марш на Эзернию — лучший способ. Верь мне, Луций Юлий! Я все сделаю и при этом не потеряю своих людей.
— Как ты пойдешь? — спросил Луций Цезарь, припомнив, как Скатон разгромил его в ущелье.
— Тем же путем, что и ты. По Латинской дороге до Аквина, а затем через теснину Мельфы.
— Тебе устроят засаду.
— Не беспокойся. Я буду готов, — жизнерадостно ответил Сулла, настроение которого подымалось тем выше, чем подавленнее становился Луций Цезарь.
Самнитскому предводителю Дуилию два подтянутых легиона, появившихся на дороге, ведущей из Аквина, не показались готовыми справиться с засадой. К концу дня голова римской колонны беспечно входила внутрь теснины, и Дуилий отчетливо слышал крики центурионов и трибунов, приказывавших солдатам быстрее двигаться вглубь ущелья и разбить лагерь до темноты — в противном случае всем им угрожали штрафные работы.
Дуилий вглядывался вниз с вершины утеса, нахмурившись и непроизвольно кусая ногти. Чем было нахальство римлян — верхом идиотизма или блестящей уловкой? Как только первые ряды римлян стали хорошо видны, он узнал того, кто возглавлял их, — это был Луций Корнелий Сулла, легко узнаваемый по своей большой шляпе с обвисшими полями. Но Суллу никто не считал идиотом, хотя его участие в военных действиях пока было минимальным. Его энергичные распоряжения о строительстве сильно укрепленного лагеря говорили о намерении перекрыть ущелье и выгнать оттуда самнитский гарнизон.
— Ему это не удастся, — произнес наконец Дуилий, все еще хмурясь. — Тем не менее мы сделаем сегодня вечером все, что в наших силах. Слишком поздно атаковать, но я устрою так, чтобы он не смог отступить, когда я атакую его завтра. Трибун, поставь легион позади него на дороге и сделай это тихо, ты меня понял?
Сулла вместе со своим помощником стоял на дне ущелья, наблюдая за легионерами, трудившимися над возведением лагеря.
— Надеюсь, это сработает, — сказал его помощник, которым был не кто иной, как Квинт Цецилий Метелл Пий Поросенок.
С момента смерти отца, Квинта Цецилия Метелла, привязанность Метелла-младшего к Сулле не только не уменьшилась, но даже возросла. Он отправился на юг, в Капую, с Катулом Цезарем и провел первые месяцы войны, помогая переводить Капую на военное положение. Назначение к Сулле было его первым настоящим военным заданием со времени германской кампании, и он, горя желанием отличиться, проявил такую решимость, что у Суллы не было оснований жаловаться на его поведение. Какие бы приказания ни получал Цецилий Метелл, он всегда выполнял их неукоснительно.
243 
