Лёгкий, ненавязчивый романчик 
276 
Марсы не прорвались. Цицерон слышал крики и гром отдаленной битвы, но не видел ничего, пока не подъехал Помпей Страбон вместе с сыном. Оба были растрепаны и забрызганы кровью, но широко улыбались.
— Легат Скатона Фравк убит, — сообщил Помпей-младший Цицерону. — Мы сокрушили марсов — и силы пиценов тоже. Скатон с немногими из своих людей ушел, но мы отрезали ему все подступы к дорогам. Если они захотят вернуться к себе в Маррувий, им придется идти через горы, без еды и укрытия.
Цицерон поперхнулся:
— Оставлять людей умирать от холода и голода — похоже, любимейшее занятие твоего отца, — проговорил он, как ему казалось, почти героически, но с дрожащими коленями.
— Ты плохо себя чувствуешь, не так ли, мой бедный Марк Туллий? — спросил Помпей, смеясь, и дружески хлопнул его по спине. — Война есть война, вот и все. Они сделали бы с нами то же самое, ты знаешь. Может, став умным вроде тебя, человек теряет охоту к войне? Это удача для меня! Я не хотел бы иметь противника, который был бы умным, как ты, да еще вдобавок воинственным. Истинное счастье для Рима, что в нем намного больше таких людей, как мой отец и я, чем таких, как ты. Рим стал Римом, закалившись в сражениях. Но кто-то должен двигать дела и на Римском Форуме — вот это, Марк Туллий, твоя арена.
* * *
Эта арена была в ту весну такой же бурной, как и любой театр военных действий, поскольку Авл Семпроний Азелион не на шутку сцепился с ростовщиками. Финансы в Риме, как общественные, так и частные, были в еще худшем состоянии, чем во время Второй Пунической войны, когда Ганнибал оккупировал Италию и блокировал Рим. Деньги прятались всеми торговыми обществами, казна была фактически пуста, а поступления — очень малы. Даже те части Кампании, которые находились в руках римлян, были в таком хаотическом состоянии, что не появлялось ни малейшей возможности наладить упорядоченный сбор податей. Квесторы затруднялись в ведении какой-либо таможенной службы, поскольку один из двух главнейших портов, Брундизий, был полностью отрезан от Рима. Италики стали теперь повстанцами-неплательщиками. Провинция Азия оттягивала передачу своих сократившихся доходов Риму; Вифиния не платила вовсе ничего, а поступления из Африки и Сицилии полностью съедались дополнительными закупками пшеницы. Более того, Рим оказался в долгу у одной из своих собственных провинций — Италийской Галлии, откуда поступала большая часть оружия и доспехов. Посеребренные денарии, каждый восьмой из выпущенных Марком Ливием Друзом, внушили всем недоверие к наличным деньгам. Слишком много сестерциев было отчеканено, чтобы обойти это затруднение. Среди людей со средним и высоким доходом займы сделались совершенно обычным делом, и ростовщические проценты повысились, как никогда раньше.
Обладая хорошей деловой хваткой, Авл Семпроний Азелион решил, что наилучшим способом поправить дела будет закон об освобождении от долга. Такой способ выглядел привлекательно и был совершенно легален; городской претор отыскал древнее установление, которое запрещало назначать плату за предоставление займа. Другими словами, заявил Азелион, незаконным является получение прибыли от данных взаймы денег. Да, древний закон игнорировался в течение сотен лет, и такая практика превратилась в процветающую отрасль деятельности среди большой группы всадников-финансистов. Что ж, это является еще более предосудительным фактом. Ситуация осложнилась: большое число всадников занимается тем, что не столько ссужает деньгами, сколько наживается на процентах. Пока бедственное положение средних слоев не будет облегчено, никто в Риме не сможет выпутаться из долгов. Число невыплаченных долгов растет с каждым днем, должники не знают, что им делать. Поскольку же банкротские суды были закрыты вместе со всеми другими судами, то кредиторы стали прибегать к насильственным мерам, чтобы собрать причитающиеся им долги.
Прежде чем Азелион успел провести в жизнь возрожденный им закон, ростовщики прослышали о его намерении и обратились к нему с просьбой снова открыть банкротские суды.
— Что? — вскричал городской претор. — Здесь, в Риме, опустошенном серьезнейшим кризисом — кризисом, какого мы не помним со времен Ганнибала, — меня просят о дальнейшем ухудшении дел? Насколько я понимаю, вы — отвратительная кучка сребролюбцев, о чем я вам и объявляю со всей ответственностью. Убирайтесь! В противном случае я открою для вас суд! Специальный суд, чтобы привлечь вас к ответственности за то, что вы даете деньги под проценты!
276 
