Последние отзывы

  430  

— В чем дело? — рассеянно спросила она, все еще не веря, что видит сына и мужа дома, живыми и невредимыми.

— Ты знаешь, что он для меня сделал?

— Кто? Твой отец?

— Нет, не он! — Цезарь-младший сделал нетерпеливый жест. — Он только дал свое согласие — ничего другого я не ожидал. Нет, я имею в виду дорогого, любимого, глубокомысленного дядюшку Гая Мария!

— И что сделал Гай Марий? — спросила Аврелия, стараясь говорить спокойно.

— Он назначил меня фламином Юпитера! Завтра на рассвете я вступаю в брак с семилетней дочерью Луция Цинны, и сразу после этого произойдет моя инаугурация, — процедил Цезарь-младший сквозь зубы.

Аврелия тяжело вздохнула. Ее немедленной реакцией было только чувство глубокого облегчения — так тревожилась она за сына с того момента, как посланец заявил, что его желает видеть Гай Марий на Нижнем Форуме. В отсутствие Цезаря-младшего Аврелия трудилась над одной и той же колонкой цифр в домашней книге, куда записывала хозяйственные расходы. Она снова и снова проверяла результат, но ей никак не удавалось получить одну и ту же сумму дважды — в голове ее теснились страшные образы. Аврелия только слышала об этом, а ее сын должен был увидеть все эти головы вокруг трибун, мертвые тела и сумасшедшего, кровожадного старика.

Молодой Цезарь так и не дождался ответа матери, а потому с жаром ответил себе сам:

— Я никогда не отправлюсь на войну, чтобы оспаривать славу Гая Мария на полях сражений. Я никогда не стану консулом, чтобы соперничать с ним в этом. У меня никогда не будет возможности именоваться четвертым основателем Рима. Нет, я проведу остаток своих дней, бормоча молитвы на языке, который никто не понимает, подметая храм и нося нелепую одежду! Более того, я стану доступным для всякого Луция Блохастика, которому понадобится провести у себя в доме обряд очищения! — Его красивые руки с длинными пальцами шевелились, словно обрели самостоятельное бытие. — Этот старик преследует меня со дня моего рождения с одной-единственной целью — сохранить свое дурацкое место в истории!

Родители никогда не заглядывали в самые потаенные мысли своего сына, в его самые сокровенные мечты о будущем. Вот и теперь они стояли, слушая его страстную речь и думая о том, как убедить мальчика смириться с неизбежностью, как дать ему понять, что все уже решено. Как втолковать Цезарю-младшему, что в нынешних обстоятельствах следует безропотно соглашаться на все.

— Не будь смешным! — сказал отец осуждающим тоном.

Его мать последовала его примеру, тем более что это было как раз в духе тех добродетелей, которые она пыталась привить своему сыну: долг, повиновение, скромность, самопожертвование — все те исконно римские добродетели, которыми он вовсе не обладал.

— Не будь смешным! — повторила Аврелия слова отца и добавила: — Ты серьезно думаешь, что можешь соперничать с Гаем Марием? Ни один человек не в состоянии сделать этого!

— Соперничать с Гаем Марием? — переспросил ее сын, отпрянув. — Да я превзойду его в блеске так же, как солнце превосходит луну!

— Если все обстоит так, как ты себе это представляешь, — заметила мать, — то Гай Марий был совершенно прав, поручив тебе подобную должность. Она будет тем самым якорем, в котором ты крайне нуждаешься. И это утвердит твое положение в Риме.

— Я не хочу утвержденного кем-то положения! — вскричал мальчик. — Я хочу сам сражаться за свое положение! Я хочу, чтобы мое положение было следствием моих собственных усилий! Как меня может удовлетворить должность, которая старше самого Рима? И эту должность мне присмотрел в качестве приданого человек, который жаждет только одного: сохранить от посягательств свою репутацию непревзойденного гражданина!

Цезарь-отец выглядел обиженным.

— Ты неблагодарный! — выговорил наконец он.

— Отец! Как ты можешь быть таким бестолковым! Это не я нахожусь в затруднении, а Гай Марий! Я — такой, каким был всегда. Я вовсе не неблагодарный. Я вижу, ради чего на меня взваливают эту ношу — жречество. От меня попросту хотят избавиться. А Гай Марий еще не сделал ничего, чтобы заслужить мою горячую благодарность. Его мотивы нечисты и эгоистичны.

— Прекратишь ли ты наконец преувеличивать собственную значимость? — вскричала Аврелия в отчаянии. — Сын мой, я говорила тебе это еще с тех пор, когда носила на руках: твои идеи слишком грандиозны, твое тщеславие чрезмерно!

  430