170 
— Да.
— Выпейте еще вина.
— Мы говорили об Энн. Я сказал Ганнеру, что в тот вечер она хотела вернуться к нему. Мы говорили, что теперь спадет это бремя, что ее призрак уйдет…
— Призраки — они такие услужливые. Он ненавидит вас.
— Не думаю.
— И ее тоже. Вы еще раз ее видели?
— Да.
— У вас получилась занятая неделя. И снова письма через служанку — сколько?
— Одно-два.
— Как интересно. И что же ее светлости было от вас угодно?
— Она хотела, чтобы я ее обрюхатил.
— Что?
Я не мог удержаться от искушения сбить с Клиффорда его сардоническое спокойствие. А кроме того, мне хотелось изложить всю эту необычную историю для чьих-то ушей, и Клиффорд был единственным человеком, которому я мог ее поверить. Артур упал бы в обморок.
— Вы это, конечно, несерьезно?
— У них с Ганнером нет детей. Он и не может иметь детей, только не знает об этом. А она хочет иметь ребенка, так же как и он. Я в их жизни играю несколько особую роль…
— Вы хотите сказать, что он будет знать?
— Нет, конечно, нет! Это будет тайна. Но… поскольку это я… поскольку я как бы…
— Жрец? Оригинальный ход ваших мыслей мне ясен.
— Я сам не могу понять, что я такое — что-то вроде инструмента, священного орудия…
— Нечего сказать — орудие!
— Я чувствую себя как человек, который перед ними в огромном долгу. Так что это можно считать как бы своего рода репарацией.
— Я сейчас закричу. Репарацией! Она употребила именно это слово?
— Нет. Но так она на это смотрит. Это затея не такая уж безумная, как кажется на первый взгляд, — во всяком случае, не вполне безумная.
— Но, Хилари, милый друг мой, дорогой мой, неужели вы всерьез думаете, пользуясь освященным веками методом, наградить Ганнера ребенком?
— Нет, — сказал я. И тут я понял, что, конечно, не смогу, что это невозможно.
— Я рад. Я люблю видеть дорогих мне людей разумно мыслящими. Так что же вы будете делать?
— Не знаю. Она еще предлагала, чтобы мы все трое стали друзьями.
— Вместе ужинали и играли в скрэббл?
— Да. Но я и это не считаю возможным.
— Конечно, нет. Так что же тогда?
— Я думаю, я просто смоюсь.
— Есть еще одна возможность, — сказал Клиффорд, — старомодная тайная связь. Удовольствия ради, а вовсе не ради Ганнера или для того, чтобы наградить его потомством. Разве не этого на самом-то деле хочет наша дама, удя рыбку в мутной воде? Обычная проститутка, как все они.
— Я об этом думал — то есть о том, что именно этого она и хочет. Но нет, мне так не кажется. По-моему, такой вариант она себе не представляет.
— Тогда она, значит, недоразвитая. Но вы на это пойдете?
— На тайную связь? Конечно, нет.
— Значит, вы окончательно расстаетесь с леди Китти? Когда же это произойдет?
— Завтра в шесть на Чейн-уок. — Вот теперь с помощью Клиффорда мне все стало ясно. Никакого другого решения быть не могло. Что же до «второго плана», предложенного Китти, то, рассказав о нем Клиффорду, я сам понял всю безумную фантастичность этой затеи. Но сейчас сердце у меня отчаянно заныло, и я понял, что недалеко то время, когда боль, притуплённая сейчас вином, присутствием Клиффорда и моим собственным красноречием, станет резкой, непереносимой. Клиффорд смотрел на меня, чуть склонив голову набок.
— Бедное дитя.
— Я?
— Да. Вы такой простак, такой наивный. Я сказал вам, что представляет собой эта женщина. Почти все женщины таковы — они глупы и губительны. Я могу лишь надеяться, что вся эта история прибавила вам немного ума.
— Так или иначе, я рад, что поговорил с Ганнером. Он вел себя крайне мудро.
— Мудро? Ганнер — претенциозный напыщенный осел. Вы вдвоем чрезвычайно раздули то, чего лучше было бы не трогать. Ну, хорошо, трагедия, смерть… но такие вещи отсекаются, и время уносит их прочь.
— Легко сказать… А вы когда-нибудь сами так делали?
— Да. — Руки Клиффорда затеребили цепочку. Он продел мизинец в кольцо. — Человек должен переваривать свою боль по крайней мере молча, а не выставлять ее всем напоказ. Я всегда презирал Ганнера — еще со времен Оксфорда. У него чрезмерно раздутое ощущение себя в пространстве, а я этого не прощаю. Мы — ничто, ничто, ничто. И тот, кто воображает, что это не так, — самодовольный болван. Он вам что-нибудь говорил обо мне?
— О вас? Нет. Мы вас даже не упоминали.
170 
