Особенно,... 
22 
— Так никогда не делали, — был их ответ.
— Да, но обстоятельства изменились.
— Нет, лучше выждать.
Снова они не слышат.
Пришло сообщение с Канопуса о прибытии транспортных средств для вывоза гигантов, прислали график с указанием, дат, времени, мест.
— Джарсум, нужно поторопиться. Мы не можем долго ждать…
Но Джарсум, кроме непонимания, проявил упрямство и даже подозрительность.
Я оказался свидетелем начала. Гиганты подверглись влиянию. Они изменились.
А я? Подействовало ли на меня? Изменился ли я? Появилось головокружение. Иногда я вдруг ощущал, что очнулся, как будто вынырнул из облаков.
Не ожидал я, что придется сделать это так скоро, но ничего не оставалось кроме как вынуть Сигнатуру из тайника, спрятать ее под туникой, обвязав вокруг предплечья. Сознание очистилось, и я понял, что изменился, сам того не заметив. До меня дошло, что скоро я один на всей Шикаете сохраню способность здраво мыслить и действовать.
Гиганты, не имевшие представления о своем состоянии, продолжали контролировать свои города.
Я обнаружил, что не все гиганты подверглись влиянию в равной мере. Некоторые все еще отличались остротой ума и осознанием ответственности. Увы, Джарсум к ним не принадлежал. Он поддался почти сразу. Я не знал, как с этим бороться, да и не пытался. Слишком занят был более насущными проблемами, пытался воздействия на тех, которые приходили в трансляционный зал, где они казались более здравомыслящими, нежели вне его.
Именно во время сеанса передачи я осознал, что ситуация изменилась самым неприятным образом. Внешне все проходило по-прежнему, но гиганты стали беспокойны, глаза их блуждали, стекленели, они заговаривались. Затем однажды утром один из них вдруг вспылил, взорвался гневной тирадой, заявляя, что никуда не поедет. Лиха беда начало! Таким образом возник прецедент. Спор во время сеанса оказался для гигантов вещью настолько небывалой, что они на время протрезвели. Друг мой Джарсум, например, явно очнулся. Он, правда, ничего не сказал, но сидел, молча сосредоточиваясь. Другой гигант выступил против бунтаря, хотя и не высказываясь в пользу оставления планеты, касаясь, в основном, его манеры спора. Первый кричал, что «это очевидно», что уходить — глупо. Джарсум сидел, погруженный в борьбу с собою. В спор вступил кто-то еще, и тут Джарсум тоже не выдержал, и его голос потонул в общей неразберихе разногласия.
И так вот, не по дням, а по часам, все на Шикаете разваливалось, дела шли через пень-колоду. Снаружи слышны были возбужденные голоса, как будто ссорились дети. Внутри сплошной беспорядок, обстановка не лучше. Присутствующие жестикулировали, перебивали друг друга, старались привлечь внимание к своим словам. Сформировались две фракции: первая призывала сохранять спокойствие, убежденность и мобилизовать внутренние силы; и вторая, из тех, которых «несло», возглавляемая Джарсумом — тот кричал, что «пусть они хоть весь космофлот сюда направят», а он все равно с места не сдвинется. Эта фракция одержала верх.
Пришлось вмешаться. Для этого я положил руку на Сигнатуру и использовал ее. Я сказал, что решившие остаться проявляют акт Непослушания, нарушая законы Канопуса.
Присутствующие разразились аргументами, пустились в рассуждения, утверждая, среди прочего, что, если они останутся, все получится гораздо лучше, ибо туземцами должен кто-то управлять, и не кто-нибудь пришлый, а они, знающие местные условия. И если Канопус предает туземцев, то они, гиганты, не желают в этом участвовать.
Я возразил, что если гиганты, даже часть из них, останутся, то план Канопуса окажется под угрозой. Что гиганты не смогут управлять, ибо лишены ресурсов — уже лишены. И их поведение лишний раз это доказывает. Однако они уже забыли, кем они были, вжились в новые манеры поведения.
Я указал на то, что неповиновение плану всегда и везде являлось первым проявлением дегенеративной болезни. Оглядевшись в поисках благородства и понимания, я таковых не обнаружил. Лица гигантов приобрели выражение строптивое, вздорное, глаза горели беспокойным огнем.
В спорах прошли и следующие дни.
Я со своей спрятанной Сигнатурой старался успевать везде. Неимоверных усилий стоило мне отправлять космофлоту Канопуса сообщения о ситуации, о том, что придется спорить, убеждать гигантов, а то и применять насилие. Отношение ко мне стало таким, что я опасался умышленного искажения сообщений до неузнаваемости, однако впоследствии выяснилось, что передача информации оказалась успешной. В большинстве городов, во всяком случае, поняли, что надвигается кризис и что приближаются звездолеты. Эвакуация прошла отнюдь не так гладко, как замышлялось. В каждом городе возникали споры, гиганты отказывались покидать планету, приходилось убеждать, уламывать, кое-где даже принуждать при помощи войск.
22 
