61 
Что касается тактики пластуна — она немногосложна. Волчий рот и лисий хвост: вот ее основные правила. В ней вседневную роль играют: след, «сакма», и засада, «залога». Тот не годится «пластуновать», кто не умеет убрать за собою собственный след, задушить шум своих шагов в трескучем тростнике; кто не умеет поймать следы противника и в следах его прочитать направленный на линию удар. Где спорят обоюдная хитрость и отвага, где ни с той, ни с другой стороны не говорят: иду на вас! — там нередко один, раньше или позже схваченный след решает успех и неудачу. Перебравшись чрез Кубань, пластун исчезает. А когда по росистой траве или свежемуснегу след неотвязно тянется за ним, он заплутывает его: прыгает на одной ноге и, повернувшись спиной к цели своего поиска, идет пятами наперед, «задкует», — хитрит, как старый заяц, и множеством известных ему способов отводит улику от своих переходов и притонов. Как оборотни сказок — что чудно-дивно меняют свой рост — в лесу вровень с лесом, в траве вровень с травой, — пластуны своими мелкими партиями пробираются с линии, между жилищами неприязненных горцев, к нашим полевым закубанским укреплениям и оттуда на линию. Истина общеизвестная, что шаг за низовую Кубань — шаг в неприятельский лагерь, потому что поселения горцев на самом деле составляют обширный военный стан, в котором шатры заменены хижинами, не много, впрочем, отличными от бивачных шалашей. И какая бдительность, какая удивительная готовность в этом оседлом лагере! По первому дыму сигнального костра — днем, по первому выстрелу и гику — ночью, все при ружье, все на коне и в сборе. И между тем, — истина не менее известная, — в прежние годы, когда еще в горах не было русских укреплений, а в обществах горцев не было так называемых «приверженных» к нам людей, пластуны проникали в самую сердцевину гор, осматривали местоположения аулов, сторожили за неприятельскими сборищами и их движениями, — и своим бескорыстным самоотвержением заменяли продажные, так часто лживые услуги нынешних лазутчиков.
Во всех обстоятельствах боевой службы пластун верен своему назначению. На походе он освещает путь авангарду; или, в цепи застрельщиков, изловчается и примащивается, как бы вернее «присветить» в хвастливо-гарцующего наездника; или, наконец, бодрствует в отводном секретном карауле за сон ротного ночлега. В закубанском полевом укреплении он вечно на поисках по окрестным лесам и ущельям. Его услужливая бдительность предохраняет пастбища, рубки дров, сенокосы и огородные работы при укреплениях, а тем более и самые укрепления от нечаянных нападений.
Наши закубанские укрепления снабжены, сверх других средств обороны, ручными гранатами, про случай штурма. Пластуны придумали этим праздным снарядам свое особенное употребление. Пускаясь иной раз в слишком отважный поиск, они берут в свои сумки несколько ручных гранат; когда дойдет до тесных обстоятельств, они зажгут и бросят гранату в нос шапсугам, а сами — давай Бог ноги. «Нуте ж, ноги, да не лускайте».
По ныне действующему войсковому положению (1842 года), пластуны, так сказать, получили право гражданства в рядах военных сил Черноморского войска. Они признаны отдельным родом, и число их определено штатом: в конных полках по 60, в пеших батальонах по 96 человек в каждом. (Но их много сверх этих штатных чисел.) Вместе с тем, в справедливом уважении к их более трудной и полезной службе, назначено им преимущественное, пред прочими товарищами их, жалованье. Жалованье жалованьем, а как, по казацкой пословице, «вовка ноги годуют» (кормят), то и с вертела пластуна, во весь мясоед, не сходит лакомая дичь…
РАССКАЗ ШЕСТНАДЦАТЫЙ
Плавни
— Куличе, куличе! як ти у болоті живешь?
— А я привык.
Свет, говорят восточные мудрецы, не что иное, как караван-сарай. Можно прибавить, что этот обширный караван-сарай очень давней постройки и требует непрерывных поправок. Особенно плохи в нем стали водопроводы и фонтаны. Постояльцы озабочены своими делами; были, да уехали, — а неисправности старого здания становятся заметнее и заметнее. Уголок, в котором остановились черноморцы, дает слишком невыгодное понятие о съехавших перед ними постояльцах. Что это за неряхи были такие, что за беззаботные и буйные головы! Все переломали и опустошили. От диванов остались одни щепки, от цветочных горшков одни черепки. Но что особенно они понаделали с водотоками и водоемами, до чего их довели! Трудно пересказать: везде только лужи да плавни.
61 
